Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Русские города и села отделялись от районов татарских кочевий сотнями километров степных и лесостепных про­странств. Напрашивалось организовать в степи разведку.
Выдвинутые вперед, в степь, отряды конных русских воинов могли заранее узнать о движении татар, предупредить об этом правительство, население. Хорошо организованная раз­ведка давала возможность заранее подготовиться к татар­скому нападению, собрать войска, нанести татарам ответный удар.
К XVI в. сторожевая служба уже имела историю и тра­диции. В летописях встречаются упоминания о посылках в южную степь русских сторожевых отрядов еще в эпоху фео­дальной раздробленности. В 1380 г. московский князь Дмитрий Донской посылал в степь сторожей, которые вниматель­но следили за движением хана Мамая и привозили сообще­ния князю81. Сторожи известны и в XV в. Но организация сторожевой службы в южной степи в общегосударственном масштабе стала возможной лишь в XVI в., после объедине­ния всех русских земель вокруг Москвы и образования Рус­ского централизованного государства.
Первым и, пожалуй, единственным исследователем сто­рожевой службы в России был И. Д. Беляев; его основную работу по этому вопросу мы разобрали в историографическом обзоре. После работы И. Д. Беляева развитие русской сторожевой службы в целом не изучалось, появлялись лишь статьи по сходным и частным вопросам. Используя как источники, введенные в научный оборот И. Д. Беляевым, так и некоторые другие документы XVI—XVII вв., мы постараем­ся показать сторожевую службу на юге России в историче­ском развитии, выяснить ее значение перед сооружением Бел­городской черты.
Что же такое сторожи и станицы, в чем их отличие? Сторо­жа— это наблюдательный пост, состоявший из нескольких всадников, которые обычно должны были ездить по неболь­шому, заранее намеченному участку, взад и вперед, напри­мер поперек татарской дороги. Смена сторож производилась в зависимости от ряда причин (расстояния от города, величины опасности) через несколько дней, неделю, даже через месяц. Станицы представляли собой дозорные подвижные от­ряды, выезжавшие из города в степь по заранее установлен­ному маршруту и возвращавшиеся в город. Была у ста­ничников и в XVI и в XVII вв. еще одна обязанность — под­жог степей, осуществлявшийся нередко на больших простран­ствах. Степь жгли, как говорится в одном документе, для того, «чтоб в приход воинским людем лошадей накормить было нечем».
В середине XVI в. большое значение имели сторожи и ста­ницы, выезжавшие из северских городов Путивля и Рыльска на юго-восток. Географическое положение этих городов поз­воляло им получать наиболее раннюю информацию о выступ­лении крымских татар. Эти сведения передавались в Москву. Например, в 1552 г. путивльский станичник Иван Стрельник сообщил в Москве, что крымские татары идут на русские города и «уже Донец Северский перелезли».
В 1571 г. общерусским руководителем сторожевой служ­бы стал князь М. И. Воротынский. В Москву из южных го­родов были вызваны знатоки степной окраины — дети бояр­ские, станичники, сторожа, вожи (проводники). Именно из расспросов этих людей, проведенных в Разрядном приказе и записанных в «сторожевую книгу», мы узнаем о многих де­талях организации сторожевой службы на степной окраине до 1571 г. Большой интерес представляет и сам факт созыва такого представительного военного съезда. Тогда же был составлен замечательный устав сторожевой службы. Нельзя считать автором устава одного М. И. Воротынского. Этот документ был плодом коллективного творчества участников съезда, о чем говорит и сам текст («боярин князь Михаиле Иванович Воротынский приговорил с детьми боярскими, с станичными головами и с станичники»).
В уставе давалось определение задач сторожевой служ­бы: чтобы «украйнам было бережнее, чтоб воинские люди на государевы украйны войною безвестно не приходили». Под­робно говорилось об обязанностях сторожей. Кто-либо сторожей должен быть всегда на коне, спешиваться все од­новременно не имели права. Запрещалось делать остановки в лесах, разводить огонь для приготовления пищи дважды на одном месте. Каждый сторож обязан был иметь двух хороших коней. В уставе разъяснялось, как поступать при обнаружении татар. В то время как один из сторожей сооб­щал о появлении врага в ближайший город, другие должны были зайти в тыл татарам и определить численность врагов по оставленным следам. Устав устанавливал сроки стороже­вой и станичной служб: с 1 апреля до «больших снегов».
Принципиально новым в сторожевой службе было введе­ние с 1571 г. общерусских сторожевых постов в южной сте­пи, помимо станиц и сторож, высылаемых из отдельных городов. Решено было организовать 4 общерусских сторожи поста, каждую под руководством стоялого головы. Первая (если считать с востока) устраивалась на правом берегу Вол­ги при устье речки Балыклеи, вторая — «на Дону у Вешек» (район современной станицы Вешенской в Ростовской обла­сти), третья — на р. Осколе при впадении в него речки Убли, четвертая — на р. Сейме при устье речки Хона. Позже первая сторожа передвинулась к Тилеорманскому лесу (рай­он современного г. Борисоглебска Воронежской области), вторая перешла к устью р. Тихой Сосны, третья осталась на своем месте — на р. Осколе, четвертая выдвинулась на р. Северский Донец к устью р. Уд. Так располагались эти общерусские сторожим посты по росписи 1577 и 1578 гг..
Стояли они большую часть года — весной, летом и осенью. Одновременно на четырех сторожах находилось около 400 человек. Между всеми четырьмя сторожами проводились постоянные разъезды казаков-сторожей по 6 человек по точ­но установленным маршрутам. Место расположения общерус­ских сторож, количество людей в них, расписание разъездов устанавливались ежегодно в конце зимы в Разрядном при­казе сначала под руководством М. И. Воротынского, а за­тем Н. Р. Юрьева.
Общерусские сторожевые посты существовали до возник­новения «на поле» первых городов: Воронежа и Ливен, последний раз они были установлены на 1585 г. Правда, к это­му времени вместо четырех общерусских сторож остались лишь две центральные. Сторожа у Тилеорманского леса ока­залась ненужной — там татары в 80-х годах не ходили, а у Северского Донца достаточно было путивльских сторож. Воз­можно, что и хозяйственный кризис в центральных районах России в 70-х — начале 80-х годов XVI в. сыграл роль в уменьшении числа общерусских сторож.
Большое внимание при реорганизации сторожевой служ­бы в 1571 г. было уделено путивльским и рыльским стани­цам. Прежде станицы, видимо, выезжали в степь эпизодиче­ски, теперь было составлено строгое расписание. Из Путивля станицы должны были выезжать по двум направлениям, из Рыльска — по одному; разъезды начинались с 1-го апреля. Для уточнения маршрутов путивльских и рыльских станиц были посланы князь М. Тюфякин и дьяк М. Ржевский. После осмотра местности М. Тюфякиным и М. Ржевским путивльские и рыльские станицы продвинулись дальше на юг, чем раньше.
Историки до сих пор обращали внимание на военное зна­чение реорганизации сторожевой и станичной службы в 1571 г. Мы хотим подчеркнуть и политическое значение этих мероприятий, в частности поездки М. Тюфякина и М. Ржев­ского в южные степи. На крайних точках станичных разъез­дов М. Тюфякин и М. Ржевский весной 1571 г. устроили спе­циальные пограничные знаки. На огромном дубе, росшем у истоков р. Миуса, был высечен крест, на дубе в верховьях р. Орели выбиты имена Тюфякина и Ржевского, год, месяц и число. Этим актом как бы утверждались официальные границы Русского государства в южной степи, которые вы­двигались вплоть до р. Миуса. Считалось само собой разу­меющимся, что русские станицы ездили по своей земле, по территории Русского государства. Теперь их путь лежал до границы.
Среди решений о реорганизации сторожевой и станичной службы, принятых в Москве в феврале 1571 г., было специ­альное постановление «о путивльских севрюках». Местные неслужилые жители северской земли — «севрюки», ездившие прежде на донецкие сторожи по найму, за деньги, теперь отстранялись от дела. В сторожи и станицы впредь можно было посылать только служилых людей, но никак не наемников. Путивльскому воеводе предписывалось поверстать новых де­тей боярских поместными и денежными окладами. Разреша­лось также набрать в казачью службу 100 конных казаков «а служить им посылки полские и сторожи с земли без де­нег».

О казаках северских, оскольских, донецких, комарицких и прочих. В рамках настоящей небольшой статьи причислим к понятию «северские казаки» все возможные группы казачества территории Северской земли, фиксируемого в исторических источниках в акватории бассейна Днепра: оскольских, донецких, путивльских, рыльских, комарицких и прочих.

«Северское казачество» можно условно разделить на две определенные формации: вольное и служилое. Оба этих сообщества в различных локальных ипостасях мы постараемся вкратце представить в настоящей статье.

Так, помимо всего прочего в 1549 году ногайский князь Юсуф писал Ивану Грозному о нападениях на Дону на ногайцев, совершаемых севрюкамиВозникает сомнение, что северское казачество имело какую-то единую этническую природу (если таковая вообще имела место быть в XVI-XVII веках). Вольное казачество Северской земли, особенно донецкое и оскольское, представляло собой ватаги южнорусского милитаризированного населения, вероятно частично связанного с остаткой древней «северы» и являлось альтернативной ветвью казачества как такового.

Подчас оно не было связано какими-либо серьезными отношениями, например, с казачеством донским - имели место быть лишь отдельные переселения севрюков на Дон. По крайней мере вряд ли это приобретало какой-либо массовый характер, скорее всего севрюки более проявляли активность «на местах», на территории Северщины. Так, помимо всего прочего в 1549 году ногайский князь Юсуф писал Ивану Грозному о нападениях на Дону на ногайцев, совершаемых севрюками

[i] . Не исключено попадения в среду северского казачества и небольших групп татар. Вероятно, что северское казачество пополнялось донскими казаками и черкасами - но в каких масштабах - судить сложно. Не будем пристально касаться этой темы и оставим ее для введения в оборот новым исследователям.

«…со своими женами прикошевав жити у Путивля и слугами быти…»Одной из начальных страниц летописи северского казачество, по нашему мнению, следует считать эпизод привлечения на службу так называемых азовских казаков московским князем Василием III, поселенных под Путивлем «…со своими женами прикошевав жити у Путивля и слугами быти… » Произошло это, по всей видимости, между 1515-20 годом. По предположению известного исследователя донского казачества Е.П. Савельева, порой далекого от научной реальности, именно эти путивльские казаки и дали основу служилому контингенту сторожевой и станичной службы в данном уголке Северской земли, закрепив за собой наименование «севрюков». Здесь Е.П. Савельев допускает явную ошибку, придавая своим рассуждениям окрас некой исторической романтики. На наш взгляд отождествлять бывших азовских выходцев с севрюками никак нельзя и вот почему. Как известно, в инструкциях 1571 года, составленных князем Михаилом Ивановичем Воротынским вместе со сторожевыми казаками и станичниками, что отменно знали свои участки Дикого Поля, был установлен регламент об отстранении от службы путивльских севрюков, служивших не с поместий, а по найму и плохо исполняющих свои обязанности. А.Г. Слюсарский считал, что особенностью неподготовленности севрюков к сторожевой службе было то, что главным средством существования этой группы населения Северщины было именно промысловое хозяйствование, доминирующего над ратным делом. Последнее утверждение, безусловно, имеющее под собой реальные основания, идет немного в разрез с тем фактом, что севрюки без сомнения являлись сообществом пограничным, где знание основ ратного дела было обязательным условием своего существования и выживания в пору «беспрестанных» татарских «приходов». На деле было бы вернее заметить, что севрюки умело совмещали промыслово-хозяйственную деятельность со знанием ратного дела, с превалирующей ролью первого. Возвращаясь ко мнению Е.П. Савельева, подчеркнем, что историк донского казачества был безусловно прав в том, что азовцы составили некий костяк сторожевым казакам и станичникам Путивля.

Никоновская летопись сообщает, что Новгород-Северское княжество населяли так называемые северские или украинские казаки, называемые «севрюками», которые имелись во многих городах, как-то: Новгород-Северский, Чернигов, Стародуб, Рыльск, Путивль и пр. Расскажем об этом более-менее подробно.

Сведения о казаках в Рыльске начинают активно «мелькать» в исторических реляциях начиная с 1530-х годов. Первой персоналией из среды рыльского казачества был Иван Кохонин, отмеченный в грамоте великого князя Василия III в Карачев:«писал ко мне из Новагородка ис Северского намесник наш.., а к нему писал из Рыльска намесник наш Василей Сергеев то: пришол к нему с поля рылской казак Иван Кохонин с товарыщи, а привел с собою женку полонянку карачевского полону… » То есть уже тогда сторожевая и станичная службы в Рыльском (как и в соседнем Путивльском) уездах приобрела активную стадию своего существования. Так например, в 1522 году русский посол Третьяк Губин сообщает в своем донесении о двух путивльских казаках - Федьке и Уваре, которые ездили на сторожу к реке Ворсклы. В 1541 году, князь Иван Федорович Бельский, озабоченных очередной активностью татар в южнорусских степях, посылает из столицы в Путивль гонца. Наместнику этого города - Федору Плещееву поручалось выслать в степь станичный разъезд под руководством Гаврилы Толмача.

Задачей станичного отряда являлась разведка в степи, слежка за татарами и выявление их численности. Станица Толмача обнаружила татар на реке Северский Донец, после чего самому Гавриле пришлось поспешно скакать с вестью через Рыльск в Москву. Немного погодя весть о татарах привез в Москву и другой станичник - Алексей Кутуков. Опасения московских властей были не напрасными: в марте 1542 года крупный татарский отряд царевича Амина уже громил окрестности Путивля.

В.П. Загоровский считает, что станичная служба в Путивльском уезде (как и в Рыльском) приобрела регулярные черты в 1550-51 годах, за 20 лет до ее общероссийского учреждения. В это время обстановка на южных рубежах Московии была наиболее напряженной - Иван Грозный лично выходил с полками к «береговой черте» - под Рязань и Коломну.

В 1555 году станица Лаврентия Колтовского выследила татар на Обышкином перевозе через Северский Донец. Незамедлительно в Путивль и Москву был направлен вестовой Богдан Никифоров со станичным вожем Шемяткой (проводником, знатоком местности, состоявшем при станице). Отписка Л. Колтовского сообщала, что татар переправлялось через перелаз тысяч с двадцать.

Городовые казаки состояли на службе и в Стародубе - еще одном городом Северщины, тогда еще московском - этого периода мы поверхностно и коснемся. Пополнение штата стародубского казачества происходило из добровольцев - вольных охочих людей, по всей видимости не всегда «из местных». Так например, среди выходцев 1632 года из литовского Стародуба в Севск - казаков, севрюков, пашенных крестьян и пушкарей проходили по спискам казаки под географическими прозвищами Псковитин и Козлитин - Борька Псковитин и Павлик Псковитин

К сожалению мы имеем крайне ограниченные источники по персональному составу стародубских казаков московского Стародуба. Небольшим исключением являются расспросные речи стрельцов, казаков, дворян, детей боярских, пушкарей, затинщиков Стародуба Северского, составленные по случаю предполагаемых сношений служилых с литовскими людьми. В данных списках имеются следующие фамилии: Чемесов, Подлинев, Седельников, Серков (в последствии известная казачья беломестная фамилия в Карачеве), Бояркин, Роев, Шипов, Осавцов, Рожнов, Ломакин, Потеряишин, Находкин, Остроглядов(ец), Лашин

. Почти все приведенные выше фамилии встречаются в городах, в которые происходило переселение ратных людей Стародуба после того, как тот был оставлен за Польшей. Расскажем вкратце о наборе в службу охочих людей.

В указной грамоте 1589 года от царя Федора Ивановича голове Афанасию Федоровичу Зиновьеву поручалось собрать в Путивлеко службе детей боярских, стрельцов, пушкарей, затинщиков, черкас, вёрстанных и так называемых «охочих» казаков. Зиновьеву предписывалась раздача жалования служилым и новоприборным людям и выступление на реки Северский Донец и Оскол против белгородских татар и черкас. Ратные люди сводились к месту сбора из Чернигова, Рыльска и Стародуба. Путивльским головам - Ивану Кирееву и Юрию Беззубцеву надлежало прибрать 102 человека «ахочих козака», в Рыльске Ивану Никольникову и Яну Бобровскому - 50, в Стародубе Федору Щеголеву и Якушу Лысому - 125 человек. Размер жалования северским охочим казакам составлял «по два рубли», на службу новоприборные служилые люди обязаны были явиться «о дву конь или о дву мерин». Однако ни в Путивле, ни в Рыльске головам не удалось прибрать ни одного человека, стародубец Федор Щеголев же оказался более удачливым и привел только пять охочих казаков, да и те «по одной лошади». Как далее сообщает указная грамота - первоначально в Стародубе Щеголев собрал 25 человек вольных людей, однако деньги, определенные в качестве жалования казакам, «экспроприировал» некто Петр Совин. Правда, затем эти средства все-таки были высланы в Путивль на «прибор» охочих казаков - «…деньги велели есмя … прислати в Путивль и на те деньги велено прибрать охочих же казаков, сколко мочно, не по тому указу сколко велено прибрати, по денгам смотря. А жалованья велели есмя давать по три рубли человеку, и были б те казаки о дву конь или о дву меринех, а по неволе у дву три лошади». Схожая ситуация, но чуть более удачная, повторилась в 1632 году во время Смоленской войны - Ивану Еропкину было поручено прибрать в северских городах - Рыльске, Севске с Комарицкой волостью и Путивле охочих «всяких неписменых людей» с пищалями численностью 500 человек в казаки с назначенным государевым жалованьем 4 рубля в год, плюс зелье и свинец. Под неписьменными людьми подразумевались не тяглые, не служилые и не крепостные.

Для этой цели в означенные города были посланы дворяне и подъячие, дабы местные воеводы отпускали всех желающих. Полностью укомплектовать штат охочих казаков, разумеется, не удалось: «и северских, государь, городов, и ис Камарицкой волости охочих людей в казаки нихто не пишуца и в службу не прибираюца».

В Разрядных книгах 1618 года в гарнизоне города Рыльск по сметам числилось 100 человек стародубских казаков, наряду со 117 детьми боярскими, 26 пушкарями и затинщиками, 200 стрельцами. Это те служилые люди, что были переселены после Деулинского перемирия в другие Северские города. После строительства Севского острога в Комарицкой волости в 1620-м году часть из ратных людей Стародуба была сведена уже туда.

Казаки Трубчевска отличились в кампании против рати Лжедмитрия I и поляков по осени 1604 года под Новгород-Северским. Им, количеством 74 человека, было дано государево жалование: «по сукну по доброму по четыре аршины сукно да по два рубля денег человеку». Так жалование получили: соцкий Ефремка Кислый, пятидесятник Страшка Козинцов, Якимка Яковлев, Якушка Нетрехов, Офонка Бочаров, Игнатка Окатов, Офонка Юраков, Логинка Марков, Ивашка Головачов, Илейка Ляхов, Мишка Демидов, Ивашка Яковлев, Лукьянка Онтипин, Аниска Федоров, Овдюшка Игнатов, Федоска Григорьев, десятник Ивашка Самойлов, Овдокимко Иванов, Савка Микулин, Трошка Иванов, Кирейка Микулин, Васька Пахомов, Жаденка Иванов, Васька Ортемов, Жданка Иванов, Васька Ильин, Гришка Давыдов, Минка Иванов, Гаврилка Огафонов, Ивашка Янков, Мелешка Яковлев, Левка Федоров, Дениска Овдеев, Пахомка Федоров, Тимошка Федоров, десятник Ивашка Скоморохов, Остапка Иванов, Васька Иванов, Горасимка, Ондреев, Ивашка Федоров, Аниконка Яковлев, Митька Максимов, Ондрюшка Голобушин, десятник Данилка Федоров, Остапка Крохин, Микифорка Григорьев, Терешка Левонов, Сенка Омельянов, Васька Ильин, Савка Гаврилов, Олешка Шепковал, Ивашка Овдеев, Ондрюшка Шипуха, Ивашка Ондреев, Ивашка Иванов, Бориска Федоров, Ивашка Летягин, Васька Яковлев, Максимка Наумов, Онтошка Гридяев, десятник Якушка Еремеев, Гришка Смирякин, Ивашка Ершов, Васька Борисов, Ондрюшка Петров, Ондрюшка Гончар, Шестачка Усоцкий, Симашка Макаров, десятник Володька Иванов, Логинка Иванов, Степанка Гридин, Куземка Фролов, Степанка Онтонов, Олешка Хренов.

Ни о численности, ни о происхождении трубчевских казаков начала XVII века данных нет.

В том же походе участвовали 76 человек казаков города Новгород-Северского во главе с пятидесятником Гришей Костиным, как то: Тишка Путин, Осипка Шевернин, Якушка Милков, Олешка Минин, Васька Мальцов, Митя Софонов, Онтонка Зайцов, десятник Логин Родюкин, Богдашка Кортавой, Селуяшка Фатеев, Офонка Кузнец, Матюшка Мальцов, Гришка Путин, Корнилка Кузнецов, Ларка Игумнов, Ивашка Сокуров, Ивашка Шишик, Гришка Савин, Гуляйка Плохово, Замятенка Наумов, Федька Ондреев, Савка Правдин, десятник Июдка Сергеев, Пашка Гречишников, Сенка Коростелев, Данилка Корцов, Бабарик Фролов, Якушка Ососков, Ивашка Пенковец, Петрушка Плохово, Гаврилка Мартьянов, Мишка Телешов, Ондрюшка Пасновец, Васька Ерин, Минка Мещанинов, Тишка Ульянов, Ондрюшка Коноплин, Митька Шеплин, Данилка Борбота, Ивашка Рубцов, десятник Микифорка Лукин, Иванка Глумов, Ондрюшка Михайлов, Мишка Микифоров, Ивашка Шахов, Михалка Ерин, Мякотка Кожевников, Богдашка Топин, Гришка Филипов, Куча Наумов, пятидесятник Федор Сабельников, Филипка Гаврилов, Петруша Мальцов, Максимка Мальцов, Степанка Дутово, Федька Денисов, Ондрюшка Чемигов, Куземка Дудин, Фочка Никонов, Степанка Водостоев, десятник Якушка Островский, Онтошка Овдеев, Гришка Мосеев, Ивашка Прудников, Мосейка Захаров, Савка Глумов, Степанка Власов, Федька Правдин, Ларка Лухтанов, десятник Иванка Карпов, Сенка Бурдуков, Ивашка Лобанов, Давыдка Быков, Минка Похомов, Ондрюшка Захаров, десятник Васька Шуриньин, Ортемка Кушнерев, Федька Григорьев, Офонка Кирпичев, Родка Полтев, Богдашка Озаров, Жадка Филипов, Федька Просветкин, Ивашка Шуриньин, десятник Гриша Мерзлюкин, Ивашка Логинов, Ивашка Серпуховитин, Тишка Дутово, Богдашка Онаньин, Митька Ларин, Васька Романов, Савка Полтев, Измаилик Костин, Федька Маслеников, десятник Богдашка Горбунов, Якушка Колуженинов, Кирейка Мягково, Митка Остапов, Богдашка Юраков, Петрушка Висогор, Сенка Милков, Богдашка Водостоев. Бросаются в глаза географические прозвища некоторых казаков: Калуженинов, Мещанинов, Серпуховитин. Сведений о численности и происхождении новгород-северских казаков началаXVII века нет, но не подлежит сомнениям, что местный казачий контингент формировался из выходцев с южной и центральной России. Чуть позже нишу русских казаков Новгород-Северского (переведенных в северские города) заняли черкасы.

Оскольские казаки появляются на исторической арене с 1570-х годов. В те годы, после официального утверждения, только развертывалась сторожевая и станичная служба, на реке Оскол был построен т.н. Усть-Ублинский стоялый острожек. В нем попеременно служили ратные люди - дети боярские и казаки из Дедилова, Данкова, Крапивны, Новосиля и пр.

Вероятнее всего «оскольскими казаками» назывались какие-то местные группы населения Поосколья, навроде путивльских севрюков. Последние присутствуют в писцовых книгах по [Старому] Осколу вплоть до 1640-х годов. Интересно то, что севрюки не отмечены в переписных источниках того времени как помещики. Так, например, в писцовой книге 1643 года, при описании земель монастыря Николая Чудотворца (что на Холковом городище) отмечена некая промысловая постройка севрюка Агейки Голенищева: «по реке по Осколу до севрючьи избы до Агейкова баярака Голенищева три версты» . То есть, Агей Голенищев имел здесь неких отхожий промысел...

При строительстве в Диком Поле города Царев-Борисов, что происходило в 1599 году, местные воеводы всячески пытались привлечь к сторожевой и станичной службам казаков донецких, проживающих на берегах Северского Донца. Казакам было обещано сохранение за собой своих промысловых угодий при поступлении на государственную службу. Вероятнее всего, что донецкие казаки неким числом поступали на службу в новые украинные города: Белгород, Оскол и Курск; в наказе 1589 года путивльцу А. Зиновьеву есть упоминание о вольных казаках реки Семь (Сейм).

Жили на Северском Донце и черкасы: в 1588 году 700 человек украинских казаков с атаманом Матвеем Федоровым осели на его берегах и несли сторожевую службу. Говоря о донецких казаках нельзя не упомянуть одного в меру известного персонажа из среды белгородцев - севрюка Жадку Горбуна (в ряде источников именуемого Жаденом, Жданкой). Жданка интересен тем, что в период с 1620 по 1640-е годы успел побывать аж в нескольких социальных ипостасях: торговым человеком, гулящим человеком, севрюком и донецким казаком. В писцовой книге по Белгородскому уезду 1625/26 гг двор Горбуна записан в слободе торговых и мастеровых людей, плативших оброк в государеву казну. Позднее, во время черкасского приступа к Белгороду весной 1633 года Жадка Горбун «всплывает» в качестве донецкого казака, причем засвидетельствованного в роли казачьего начального человека (всегда указывался в самом начале списка).

В третий раз Жадка Горбун зафиксирован уже как севрюк - гулящий человек (т.е. не относящийся ни к одному сословному сообществу). Суть дела в следующем. 2 декабря 1639 года в съезжую избу города Чугуев местный черкасский сотник Гаврила Гавронский привел крестьянина Никольского монастыря Микитку Малютина. Сотник утверждал, что каким-то образом прознал о том, будто бы Малютин украл у него две кадки меда. Во время допроса, Микитка Малютин сообщил, что мед этот купил у севрюка Жадки Горбуна. После задержания Жадки, под пыткой было выяснено, что он самолично 29 ноября у сотника Гавронского «выдрал на пчельнике пчел педдесят ульев». Упомянут был также белгородский гулящий человек Ивашка Крашенинник, который купил у Жадки 15 пудов краденного меда в промысловых угодьях Горбуна на Северском Донце. По ходу расследования было установлено, что Крашенинник и Малютин - пособники Горбуна. Чугуевская администрация запросила выслать из Белгорода Крашенинника для сыскного дела, однако последний не объявился. Гавриле Гавронскому строгим наказом было запрещено чинить самоличную расправу. После пытки Жадка Горбун умер от цынги, Крашенинник был задержан в Белгороде. Итогом дела было решение «доправить» с Малютина, Крашенинника, вдовы и детей Жадки Горбуна по рублю за 50 ульев. Таким образом, как мы видим из произошедшего случая, донецкое казачество состояло отчасти из местных севрюков, имея одним из хозяйственных занятий бортный промысел.

«Камаричи, был пригород Севской, около котораго прежде жили казаки, но царь Алексей Михайлович во оных, частию из них же набранных и частию из других городов, солдат Шепелева девизии 8 полков поселил, из которых много при Петре Великом в салдаты и драгуны браны, и как их в подушной оклад положили, то из оных большею частию господа себе в награждение получили, и ныне государственных меньше половины осталось» - писал В.Н. Татищев.

В настоящем случае под «казаками» историк подразумевал неких вольных «нетягловых» людей, которыми была населена Комарицкая волость в XVII веке. Более того - в Комарицкой волости первой половины XVII века еще встречаются упоминания о местных севрюках. Как правило это ее северные районы, селения: Сныткино, Клинское, Тростная, Лубошево, Литовня, Лугань, Ивановская, Шемякино, Дубровка, Гримовна.

Некоторые комарицкие севрюки запечатлели в своих фамилиях прозвище бывшего северского удельного князя Василия Шемяки (Шемячича) - Шеняковы (они же Шемяковы, Шевяковы) -: «Комарицкие волости севрюку» Перше Шемякову были отданы во владение из государевой казны село Литовники и деревня Сытичи - «за службу из... государевы дворцовые Комарицкие волости». Как П. Шемяков умер - селом и деревней владели его сыновья, Савва и Василий, служившие в замосковном городе Переславле-Залесском. Кроме того, Шемяковых можно встретить и среди вольных охочих людей Комарицкой волости, отправившихся в 1646 году на Дон в помощь казачьему войску.

Были Шемяковы и на Белгородчине. Так, в раздаточной книге Хотмыжска 1640-42 гг можно встретить некоего Фому Григорьева Шенякова, который в «скаске» о своей и отцовой службе сообщает интересные подробности - «служил он в Белгороде в самопальниках, а отец его жил в Комарицкой волости. На государевой службе в Хотмыжске с 148 (1640) году. На службе он на мерине с рогатиной и длинной пищалью». Но вернемся к сути вопроса. В 1633 году из комарицких даточных крестьян для укрепления Севска при вероятной осаде было прибрано 600 так называемых даточных казаков, взятых с 5 и 10 дворов (в зависимости от ситуации). Даточные казаки должны были иметь на вооружении пищаль, рогатину и топор. Служба в Севском остроге для них была «по … крестьянской очереди» «понедельно», затем гарнизон пополняла новая партия даточных, набранных по такой же схеме, вдобавок ко всему «беспоручно». Кроме того казачий гарнизон Севска состоял из бывших новгород-северских сведенцев и прибранных в постоянную казачью службу дворцовых крестьян. Даточные казаки участвовали в т.н. «Северском походе» под Трубчевск, занятый литовцами и карательной экспедиции под черкасский город Борзна. Боеспособность даточных казаков была гораздо ниже чем у гарнизонных служилых людей. Известен случай, когда севскому воеводе Григорию Пушкину (по случаю вестей прихода под Путивль черкас) не удалось собрать с двух станов Комарицкой волости даточных казаков: «и Комарицкие, государь, волости Брасовского и Глодневского стану крестьяне не послушали, в Севеск даточных козаков не дали и сами крестьяне Брасавского и Глодневского и Радогожского стану в осаду в Севеск не поехоли» . По завершению Смоленской войны даточные казаки были возвращены в разряд дворцовых крестьян, некоторые из них, правда, получили и государево жалование: «2 рубля да сукно доброе» .

Такова краткая история казачества Северщины. Как видим, на лицо симбиоз нескольких этнических и социальных формаций - пришлого в южнорусские степи вольного «не тяглового» населения, по всей вероятности отчасти смешавшегося с остатками древней северы.

В.П. Загоровский История вхождения центрального черноземья в состав Российского государства в XVI веке. Воронеж, 1991 год, С. 110

Самые ранние сообщения о постоянной страже на степной границе Руси относятся к 1360 г. Митрополит Алексий упоминает о сторожах московских по Хопру и верховьям Дона.

Сторожи, возникшие при великом князе Дмитрии Ивановиче, представляли собой разъезды, которые наблюдали за передвижениями ордынцев на Хопре, верхнем Дону, Быстрой и Тихой Сосне, Воронеже. В 1380 г., незадолго до Куликовской битвы с войском хана Мамая, княжеские дружинники даже ездили «под Орду» добывать «языка». Впрочем, рейды того времени носили ситуационный характер. Постоянной сторожевой службы при Дмитрии Донском не могло быть даже теоретически, Московское государство отделялось от Орды владениями рязанских, муромских, нижегородских князей.

С расширением границ Московского княжества на юг и восток, сторожи стали превращаться в линии постов на всем протяжении южных границ государства.

В 1472 г. пограничная стража встретила большеордынского хана Ахмата у переправы на Оке и вела с ним перестрелку, пока не подошла московская рать.

Хан Ахмат, приближаясь к Оке со стороны Литвы в 1480 г., везде встречал московские патрули. Отслеженное передвижение орды закончилось «стоянием на Угре». С наступлением холодов ордынцы с позором отправились в свои кочевья через владения короля Казимира. А по дороге грабили всех встреченных подданных своего союзника.

10 июня 1492 г. московские станичники догнали между Трудами и Быстрой Сосной ордынцев мурзы Темеша, возвращавшихся из набега на Алексинский уезд, и отбили у них пленников.

В 1528 г. московские сторожа на Оке не пустили через границу «крымских султанов».

Конечно, было немало случаев, когда степняки приходили «безвестно», то есть внезапно, незамеченные стражей, как, например, в 1521 г., но тем не менее борьба с нашествиями приобретала все более организованный характер.

К концу правления Василия III сторожи стояли от Алатыря до Рыльска и Путивля. Разъезды станичников проникали в степь вдоль Донца и Дона.

В 1540 г. благодаря своевременно полученной информации воевода рязанский князь Микулинский поспел на помощь каширцам, на которых пришел крымский «царевич» Амин. И на следующий год, при нашествии Саип-Гирея, правительство получило немало известий о его передвижении. 25 июля приехал в Москву из Рыльска станичник Гавриил, побывавший у Святых Гор - урочища при впадении Оскола в Донец. Служилый обнаружил сакмы, по которым сделал вывод, что крымское войско насчитывает до 100 тыс. человек.

В 1552 г., во время подготовки наступления на Казань, к царю Ивану постоянно прибывали гонцы с вестями о наступлении крымцев - хан Девлет-Гирей явно собирался сорвать восточный поход русских войск.

16 июня царь на пути из Коломенского в Остров встретил гонца от станичника Волжина, побывавшего у Айдара. Было доставлено сообщение, что крымцы переправились через Донец. Потом приехал станичник В. Александров с известием, что степняки направились к Рязани. 21 июня прискакал тульский городовой казак с сообщением, что крымский отряд появился под Тулой. Делать нечего, московское войско собралось идти на юг.

23 июня к государю приехали два гонца и сообщили, что крымцы с турками палят по Туле «огненными ядрами», пытаясь зажечь город, янычары ходили на штурм, но были отбиты. Царь отдал приказ воеводам перейти Оку и сам поспешил к переправе у Каширы. Однако 24 июня была получена благая весть, что тульские воины и горожане вышли из города и разгромили крымцев. 1 июля стало известно, что ханское войско уходит и не собирается возвращаться. Станичники, следовавшие за ним, видели, что крымцы улепетывают на всех парах, покрывая в день по 60–75 верст, бросая утомленных лошадей и награбленное добро. Это сделало возможным поход на Казань.

В 1555 г. царь учредил стражу в низовьях Волги, состоящую из стрельцов и казаков. Они стали стеречь перевозы от немирных «детей Юсуповых», сообщаясь со сторожами по Донцу и Дону.

В том же году царь Иван отправил воеводу И. Шереметева на юг (возможно, на соединение с союзными черкесами). Русское войско встретил на Донце сторож Святогорский, а гонец, посланный станичником Л. Колтовским, известил Шереметева, что хан Девлет-Гирей перешел Донец и направляется к «украйнам» Рязанским и Тульским. Шереметев двинулся за ханским войском, уничтожая крымские отряды, рассыпавшиеся по округе для грабежа. В двухдневной битве у Судьбищ воевода потерпел поражение от многократно превосходящих крымских сил, однако обескровленная орда вернулась в Крым.

В это время был учрежден для сторожевой службы казачий Хоперский полк, до бурного XX в. сохранивший знамя, пожалованное царем.

В 1556 г. казаки из украинных городов начали проникать далеко в степи. В марте атаман Михайло Грошев ходил из Рыльска к Перекопу и привел к государю захваченных крымских языков. По царскому указу воеводы Даниил Чулков и Иван Малцов спустились вниз по Дону. Чулков дошел до Азова и в его окрестностях разбил татарский отряд.

В 1550-е гг. управление сторожевой службой было передано в ведение Разряда.

За несение этой службы люди получали жалованье выше полкового или городового, а также возмещение от казны за все убытки и потери, которые могли случиться в разъездах. Лошади, сбруи и вооружение при отправке в степь оценивались воеводами, которые вносили оценку в особые книги. Согласно этим записям выдавалось и возмещение.

Сторожи сообщались друг с другом и таким образом составляли несколько наблюдательных линий, пересекавших все степные дороги, по которым крымские татары ходили на Русь.

Самая восточная группа сторож шла выпуклой линией от Барыша, притока Суры, до Ломова, притока Цны. Самая западная - по притокам Ворсклы и Донца до устья Айдара, проходя почти перед кочевьями крымцев.

Всего до 1571 г. было учреждено 73 сторожи, которые разделялись на 12 разрядов, в зависимости от их удаления в степь.

Людям, несущим службу на дальних сторожах, приходилось уходить на 400 верст от родных уездов. Но еще дальше сторожей забирались в поле станичники. Например, первая путивльская станица переправлялась через Сулу, Псел и Ворсклу, ездила полем по Муравскому шляху до верховьев рек Водолаги, затем вниз по Донцу до Святых Гор, добираясь до верховья реки Самары. И возвращались в Путивль. Путь огромный.

«Они, - говорит о станичниках Багалей, - главным образом должны были заботиться о том, чтобы определить, конечно приблизительно, количество неприятеля, для этого пользовались всякими признаками. Ездил один сторожевой атаман по реке Торцу и видел много огней и слышал прыск и ржанье лошадей… не доехав двадцати верст до Северского Донца, увидел пыль великую, а по сакме казалось ему, что было неприятелей 30 000 человек. Значит, огни, фырканье и ржанье лошадей, пыль, следы копыт - все это служило признаками для станичников».

Царским приказом от 1 января 1571 г. князь М. Воротынский был назначен главой сторожевой и станичной службы. В помощники престарелому воеводе были даны князь Михаил Тюфякин, герой степной войны Дьяк Ржевский как специалист по крымскому пограничью и опытный воин Юрий Булгаков, знаток ногайского пограничья. Тюфякин и Ржевский были посланы для инспекции Крымской стороны. Юрий Булгаков и Борис Хохлов осматривали Ногайскую сторону. После досмотра они, изучив существующие росписи (инструкции) сторожевой службы, начали составлять новый ее распорядок.

В помощь им командование службы вызвало в Москву детей боярских, станичных голов, станичников и вожей (проводников), тех, что многократно выезжали в поле из Путивля, Рыльска и других пограничных городов.

Собравшимся ратникам предстояло создать такой устав пограничной службы, чтобы враги «на государевы украины войною безвестно не приходили», а станичники и сторожа находились бы именно на тех местах «где б им воинских людей мочно устеречь».

Закончив совещания, 16 февраля 1571 г. «по Государеву Цареву и В. Князя Ивана Васильевича всеа Русии» указу глава службы вместе с детьми боярскими, станичными головами и станичниками вынес приговор (решение).

День принятия «Боярского приговора о станичной и сторожевой службе» можно с полным основанием сделать праздничной датой российских пограничников.

Были выработаны инструкции станицам, дальним и ближним сторожам: «Из котораго города к которому урочищу станичником податнее и прибыльнее ездити и на которых сторожах и из которых городов и по кольку человек сторожей на которой стороже ставити».

Тщательные росписи Донецким, Путивльским, Рыльским, Мещерским и прочим сторожам, к примеру, выглядели так: «1-я сторожа вверх Олешанки Удцкие, а переезжати сторожем направо Муравской шлях до Мерла до Диакова острогу двадцать верстъ… а бежати с вестью с тое сторожи сторожем в Рылеск прямою дорогою, меж Пела и Ворскла».

После обнаружения вражеского воинства станичным и сторожевым головам (начальникам) надлежало отправлять гонцов с известиями в ближние города, для передачи по цепочке, а самим ездить по сакмам, то есть следам врагов.

Задавался и характер готовности пограничников. «А стояти сторожем на сторожах с коней не съеедая переменяясь, и ездити по урочищам, переменяясь же на право и налево по два человека по наказом, каковы им наказы дадут воеводы».

Предусматривались меры скрытного передвижения и расположения на местности. В частности, предписывалось не готовить пищу несколько раз на одном месте, не ночевать и не укрываться днем в одном и том же месте.

Многие прежние сторожи были заменены новыми, сообразно изменениям крымско-татарских «маршрутов», определены места, где станичникам надлежало съезжаться друг с другом.

Линии Донецких, Рыльских, Путивльских сторожей были сильно выдвинуты вперед, к югу, так что теперь они захватывали все течение Ворсклы до Днепра, доходили до реки Самары, от нее протягивались к Дону, до устья Долгого Колодезя.

Приговор обязывал служить на Донецких сторожах детей боярских, Путивльских и Рыльских, ввиду особого значения этой линии для защиты Руси от крымских татар и ногаев. «А служити с поместий и посадских земель, да с денежнаго жалованья, а которые земли у посадов в Путивле и Рылеску, и теми землями приговором их верстати».

Путивльских местных жителей-севрюков более не нанимали на ответственную службу ввиду их нерадения.

Приговором 1571 г. предусматривалось и обеспечение поиздержавшихся служилых. «А у которых сторожей не будет добрых лошадей, и воеводам и головам на сторожех лошади добрые доправити, на которых бы лошадех на сторожи ездити было безстрашно».

Служба сторожей была разделена на три статьи (вахты), каждая из которых длилась по 6 недель.

Приговор делал невозможным перебрасывание ответственности на «смежников». «А будет, головы или сторожи, к ним вскоре не сойдутся, и ехати самим по сакме, по наказу не мешкая, а голов и сторожей не дожидатися».

Появились особые должностные лица - стоялые головы для контроля за постами и разъездами. Они сами рассылали станицы, состоящие из детей боярских и городовых казаков.

Упомяну только одного из стоялых голов, Шацкого, который стоял на Дону на «ногайской стороне», в Вежках, выше Медведицы и Хопра. Одна станица от него переправлялись через Дон, ехала в верховья Айдара, на два дня пути, другая - до устья Балыклея, на расстояние 4 дней пути. У шацкого головы было 120 детей боярских, служилых казаков, татар и мордвы.

Кстати, в самый разгар реорганизации пограничной службы, летом 1571 г., случился печально знаменитый набег на Москву хана Девлет-Гирея, отчего Тюфякин не успел закончить своей инспекции сторожей. Однако уже вскоре реорганизованная пограничная служба принесла огромную пользу.

В октябре 1571 г., предотвращая набег, была, согласно инструкциям, выжжена степь - станицами, посланными из девяти окраинных городов.

А во время нового похода 120-тысячной крымско-турецкой орды на Русь летом 1572 г. ее движение было обнаружено заблаговременно.

Русские пограничники встретили крымцев на Оке. Сам хан признал в письме к русскому царю от 23 августа, что на Береге его ждали русские укрепления, окруженные рвом.

Московское правительство сумело вовремя перебросить силы к району выдвижения крымского войска и нанесло тяжелейшее поражение противнику в эпохальном сражении при Молодях, продолжавшемся с 29 июля по 2 августа.

С 1573 г. положено было, чтобы станицы, встречаясь, непременно обменивались собранными сведениями, а стоялые головы проверяли, доехали ли станичники до заданных им урочищ.

В феврале 1574 г. начальником сторожевой службы стал Никита Юрьев, сменив умершего Воротынского (сообщения Курбского о том, что старый князь умер от последствий пыток, не подтверждаются никакими другими источниками). В этом году были произведены новые изменения в сторожевой службе.

Юрьев так провел маршруты разъездов станичников, что они охватывали все старые и новые пути крымцев и сносились беспрестанно друг с другом.

Юрьев снял сторожи, ставшие известными для степняков, другие же, например у впадения Ублы в Донец, усилил детьми боярскими. Увеличил и жалованье служилым, «дабы людям бесконным не быть и для пользы Государева дела иметь добрых коней». Сюда был переведен стоялый голова с Сейма.

В 1575 г. было поставлено укрепление на Сосне при впадении Ливны, туда был послан воеводой Михаил Карпов. Все дальше уходили в степь разъезды станичников.

После совещаний со станичниками, вожами и сторожами в 1576 г. произошла новая «подгонка» пограничной службы.

Например, станичные головы с Дона, от устья Тулучеи, были переведены к устью Богатого Затона, потому что прежнее их расположение стало известно крымцам и ногайцам. Отменено прежнее правило высылать сторожей в степь к 1 апреля и решено было соотноситься с реальным началом весны.

На Путивльских и Рыльских сторожах предстояло теперь служить посадским людям из Рыльска и Новгород-Северского за денежное жалование. На Орловских, Новосильских, Дедиловских, Донковских, Епифанских, Шацких и Ряжских - городовым казакам за денежное жалование и землю в слободах. На Темниковских - служилым татарам и мордве. На Алатырских - служилым казакам, находящимся в ведомстве Казанского дворца.

Были разосланы требования украинным воеводам и осадным головам - как можно чаще пересылаться друг с другом, с доводкой важных сведений до Государя и Разрядного приказа, включая сведения об отправке сторожей - кто и когда.

В1577 г. государь произвел новые изменения в порядке службы. Был убран воевода с устья Ливны, поскольку Донецкие, Оскольские и Донские стоялые головы уходили в степь дальше ливенских служилых. Сокращены были сроки посылки станиц - чтобы не причинять служилым «напрасной истомы». Видимо, в степи в это время установилось относительное затишье.

В связи с тем, что воеводы порой посылали на «польскую» службу людей «худоконных и неоружных», а то и вне очереди, отправкой на службу стал заниматься Разряд.

Для расследования случившихся нарушений был предписан опрос «лучших людей», тех, что не захотят кривить душою и рисковать своим честным именем.

Интересен тут не сам факт вероятных злоупотреблений, а то, что власть быстро находит способы предотвратить их.

В подробных росписях, поступающих в Разряд, для каждого ратника показывались все приезды на службу, сколько дней был в дороге, на какой срок явился в назначенное ему место, кто и когда его сменил.

В 1578 г. станицы, высылаемые стоялыми головами, еще более продвинулись на юг. Путивльские стали ездить вдоль Орели к Днепру до Песьих Костей, Рязанские - к Святым Горам, а Мещерские - вниз по Дону до Волжской переволоки, где проходила дорога из Крыма в Ногаи.

Хищные крымцы, конечно, тоже не зевали и прокладывали новые набеговые дороги. В1579 г. противник освоил шлях, идущий от реки Кальмиус по водоразделу Донца и Дона.

Снова в Москве собрались станичники и стоялые головы. По результатам обсуждения у Юрьева было принято решение: усилить силы стоялых голов на Осколе около устья Ублы и на Дону, около устья Богатого Затона. Юрьев так провел маршруты разъездов, чтобы и новый путь крымцев оказался под наблюдением.

Станичная и сторожевая служба дворян и детей боярских на южной окраине не исключала службы поблизости от дома. Так, путивльцам и рылянам надо было еще стеречь русско-литовскую границу.

Новое постановление о службе детей боярских было сделано в 1580 г. Боярин Юрьев и дьяк Щелкалов «приговорили» о путивльских станицах - в ездоки не брать служилых с поместьями менее 100 четвертей, «тех оставити в полку», на станичную службу должны были отправляться лишь люди «конные, молодые и просужие».

Станичная служба ложилась теперь лишь на людей с соответствующими материальными возможностями.

В 1623 г. был издан новый устав станично-сторожевой службы. Теперь каждая станица состояла из атамана, 6 ездоков и 2 вожей - у каждого имелось по 2 лошади и пищаль. Станица, доезжая до определенного урочища, должна была оставить там «доездную память» и, возвращаясь обратно, обязана была встретиться с другой станицей, вышедшей на смену. Вторая станица забирала доездную запись, оставленную первой, и припрятывала в укромном месте свою.

Если станица замечала степняков или их следы, то отряжала пару человек для сообщения ближайшему воеводе, а остальные должны были «подлинных вестей проведывать», то есть продолжать слежение. «Чтобы всякие вести были ведомы и воинские люди безвестно не пришли и какова дурна не учинили».

Представим себе день станичника. Начинается он с краюхи хлеба, прилично уже зачерствевшей, и горсти толокна, замешанного на воде. Теперь напоить коней в береговых камышах. Станичник замечает на воде знак. Он умеет читать книгу степей, оврагов, рек, лесов. Ее письмена - это след копыта в пыли, смятая трава, сломанная ветка, человеческие выделения, остатки пищи, конские «яблоки»… По воде плывет конский волос. Значит, кто-то переходит реку выше по течению.

Один станичник остается с конями, двое других идут через камышовые заросли, донный ил хватает за ноги. Неподалеку от берега раздается храп коней. Станичники уходят по шею в воду, замирают, едва ли в 40 саженях от них через реку переправляется орда. Виден бунчук, украшенный конским хвостом, - мурзу окружают воины, плоские шлемы и бехтерцы тускло отражают рассветные лучи. Каждый ордынец, сидя на приземистом, но бойком коне, ведет еще вьючную лошадь, на ней мотки веревки, седельные корзины, мешки - все готово для «сбора урожая». Этим вервием будут вязать хрупкие руки девушек, а в седельные корзины бросать детей, вырванных из рук воющих матерей. От ордынцев доносится запах немытых тел. Длинноусые люди в коротких халатах и белых войлочных колпаках ведут верблюдов, на которых навьючены пушечные стволы - то воины турского султана, янычары. Скрипят огромные колеса арбы, нагруженной ядрами и пороховым зельем. «Чабук, олан узун сачлы», - видно, торопятся басурманы. Вдалеке, на правом высоком берегу, клубится пыль, подходят к переправе тьма, не меньше.

Холод пробирает до костей, трудно унять стук зубов. Кто-то входит в воду, совсем рядом, мочится, потом пьет. Одна рука станичника ложится басурману на рот, вторая ведет ему под бороду лезвие ножа. Враг, булькнув, ложится на спину и, пуская розовые пузырьки, начинает медленно уходить в воду.

Читано 26 января и 23 февраля 1846 года в "Императорском обществе истории и древностей российских" при московском университете. Беляев Иван Дмитриевич. Приводится в сокращении.

Польскою украйною Московского Государства назывались в наших старинных официальных бумагах границы Северовосточной Руси, соседние при-Волжским, при-Донским и даже при-Днепровским степям. Границы сии, не защищенные природой и подверженные частым и опустошительным набегам Ордынцев, требовали постоянной и деятельной обороны, а посему Московские Государи еще в XIV веке нашлись в необходимости завести здесь постоянную стражу, которая бы наблюдала за движениями Ордынцев и вовремя о всем извещала пограничных воевод и даже самих Государей. Первое известие о таковой страже, дошедшее до нас, относится к 1360 году по P. X . или несколько позднее: именно, Митрополит Алексей, в своей грамоте на Черленый Яр около этого времени, упоминает о караулах по Хопру и Дону. По всему вероятию учреждение таковой стражи началось незадолго до этого времени; ибо в грамоте Митрополита Феогноста, писанной между 1334 и 1353 годами на тот же Черленый Яр, ничего не упоминается о караулах по Хопру и Дону; притом самое состояние Московского Государства, до Димитрия Донского находившаяся в совершенной зависимости от Ордынских Ханов, конечно до сего времени еще не дозволяло и думать об учреждении караулов, оскорбительных для Татар. Да и при Донском мысль о караулах могла только родиться, но отнюдь не имела места для полного развития; ибо Московское Государство, отделенное от Татар владениями Князей Рязанских, Муромских, Нижегородских и других, не имело ни права, ни возможности строить укрепления в чужих землях, не редко враждебных.
Нет сомнения, что караулы, упоминаемые Митрополитом Алексеем, были не более, как скрытые притоны разъезжих сторожей и станичников, имевших обязанностью, наблюдать за движениями Татар и доставлять вести в Москву. Притоны ли, первоначально, были расположены по Хопру, Дону, Быстрой Тихой Сосне, и по Воронежу, через который преимущественно ходили Татары на Русь. Из сих притонов разъезды сторожей и станичников углублялись в степи по всем направлениям и доходили иногда до Татарских кочевьев. Так в 1380 году Великий Князь Димитрий Иванович Донской, получив вести о походе Мамая, посылал Родиона Ржевского, Андрея Волосатого, Василия Тупика и многих других на быструю и Тихую Сосну наблюдать за движениями Татар, и даже ехать под самую Орду, чтобы добыть языка. Когда же посланные замедлили, то послал других сторожей, Климента Полунина, Ивана Святослава и, Григория Судока. Пятого сентября пришли со сторожей Петр Горский и Карп Олексин и привели в языках одного из значительных Мамаевых вельмож, который донес, что Хан уже на Кузмине Гати и через три дня будет на Дону. Седьмого числа прибежали к Великому Князю, друг за другом, семь сторожей, постоянно извещая о движениях Мамая.
С распространением границ Московского Государства на юг и восток и с подчинением княжеств Нижегородского, Муромского, Рязанского и других, сторожи против Татар стали увеличиваться, и мало по малу принимать вид линии настоящих укреплений на всем протяжении юго-восточных границ Государства.
В, так называемых, украинских или пограничных городах с этой стороны учредился особый класс служилых воинских людей, известный под именем городовых казаков, которые обязывались постоянно быть на службе, ездить в степи, смотреть за движениями Татар по известным степным дорогам, называемым шляхами и сакмами, перехватывать языков, и доставлять вести воеводам и Государю, а в случае нечаянного набега Ордынцев защищать украинские города. В службу эту набирались вольные люди из всех сословий; они получали за сию службу определенное количество земли по статьям, кто в которую годен, освобождались, со своими семействами, от всех податей, а иногда награждались и денежным жалованьем, вооружение же и лошадей должны были иметь на свой счет. Городовые казаки в первый раз встречаются в наших летописях под 1444 годом при описании битвы с царевичем Мустафою, но вероятно они были и прежде; впрочем, мы пока еще не имеем свидетельств о времени учреждения этого класса служилых людей, но утвердительно можем сказать, что городовых казаков не должно смешивать, ни с Донскими, ни с Волжскими казаками, ни, тем менее, с Кайсаками, известными у Татар: ибо сии были свободные люди, добровольно или по обстоятельствам, составившие особые общины, ни от кого независимые и со своею управою; городовые же казаки, очевидно, учреждены правительством и находились в полной от него зависимости. В царствование Ивана Васильевича ІV-го они поступили в ведение Стрелецкого приказа и, наравне со Стрельцами, составляли особый разряд войска, противоположный дворянам и детям боярским, которые находились в ведомстве Разряда. Городовым казакам были особые списки и книги, как значится в описании царского Архива 1575 года: "Ящик 38-й, а в нем книги и списки Козатцкие при Касыме царе, и Тюменские при Иване Царе".
Потом Московские Государи начали противопоставлять Татарским набегам на границы самих же Татар, поселяя в украинских городах Татарских царевичей и князей, переходивших со своими ордами в Московскую службу. Так Великий Князь Василий Васильевич Темный Царевичу Кайсыму, сыну Улу-Ахметову, отдал Звенигород, из которого сей последний, в 1449 году, ходил на Седи-Ахматовых Татар, шедших грабить Московские области, а в 1451 году, вместе с воеводою Беззубцевым, сражался против степных Татар, предводительствуемых Уланом Малбердеем и другими Мурзами. При Великом Князе Иоанне III является новый Татарский город, Касимов, построенный для укрепления наших границ от Ордынских набегов; в 1474 году Иоанн отдал царевичу Муртазе новый городок на Оке; в 1497 году отданы были изгнанному из Казани царю Мегмет-Аминю Кашира, Серпухов и Хотунь; а потом Кашира была передана Хану Абдул-Летифу.
Между тем Русская стража, состоявшая из детей боярских и казаков по прежнему стояла на Дону, Быстрой и Тихой Сосне; притом уже не для одного наблюдения за Ордынцами, но и для преследования грабителей. Так в 1492 году, июня 10-го, Станичники, боярские дети, Федор Колтовский и Горяин Сидоров, всего 64 человека, догнав между Трудами и Быстрою Сосной, имели бой с Темешем, грабившим Олексинскую волость при Вошане. А еще прежде, в 1468 году, Великий Князь Иван Васильевич розослал заставы или сторожей в Муром Нижиий, Кострому и Галич для охранения от набегов Казанских. В 1472 году Ахмат, при переправе через Оку, встретил Петра Федоровича Челяднина и Симеона Биклемишева, защищавших берег и которые завязали с ним перестрелку, и до тех пор выдерживали бой, пока не подошла Московская рать с Князьями Верейским и Юрием Васильевичем. В 1481 году Ахмат, приближаясь к Оке, везде встретил готовые Московские полки и, не осмеливаясь продолжать пути, повернул к Литве. Постоянные войска на берегу Оки мы находим и при Великом Князе Василии Ивановиче: так в 1528 году воеводы-Князья, Василий Семенович Одоевский, Иван Иванович Щетина, Федор Васильевич Лопата и Иван Федорович Овчина, охранявшие берега Оки, не пустили через нее Крымских Султанов, Ислама, Юсупа, сына Епанчи, и двух сыновей Ахмата Хромого, со многими Мурзами и Татарами.
В Малолетство Иоанна IV построен Темников и укреплены другие города по Украйне, а разъезды сторожей и станичников проникли далеко в степи: Донец, Дон, Волга и другая степная реки, ближайшие к Крыму, Ногайской Орде и Казани, были уже оцеплены Московскими сторожами, которые разъезжали по всем направлениям, от Алатыря и Темникова до Рыльска и Путивля. Так что Крымцы, Ногайцы и Казанцы, при каждом нападении, встречали готовое сопротивление. Воеводы и наместники украинских городов быстро получали известия о вторжении неприятелей и спешили помогать друг другу. Так в 1540 году воевода Рязанский, Князь Микуливский, пришел на помощь к Каширцам, на которых напал Крьмский царевич Аминь. В 1541 году Воеводы Владимирские и Шах – Алей Касимовский пришли на помощь к защитникам Мурома против Сафа-Гирея. В том же году, при нашествии Саиб-Гирея Крымского, Государь Московский постоянно получал известия о его движениях: 21-го июля первое письмо прислал Князь Микулинский, 25-го июля приехал в Москву из Рыльска станичник Гавриил, проникший до Святых Гор (урочище при впадении Оскола в Донец). Тот же Гавриил станичник делал разъезды по степи и наехал на сакмы, по которым заключил, что Крымское войско простирается до 100 тысяч человек и более. Потом пришел к Государю другой станичник, Алексей Кутуков, который целый день наблюдал за движениями Крымцев на Дону и Сосве. В 1552 году также гонец за гонцом приезжали к Иоанну с вестями о движениях Крымцев: около 16-го июня встретил Государя на пути из Коломенского в Остров гонец от станичника Волжина, доходившего до Айдара, и донес, что Крымцы перебрались через Северный Донец; потом прибежал станичник Васька Александров с вестью, что они направили свой путь к Рязани; а 21-го июня прибежал Тулский городчик с известием, что отряд Крымцев появился под Тулой; 23-го июня к Государю приезжали друг за другом два гонца с вестями о приступах Девлет – Гирея к Туле; а 24-го июня получена уже весть о бегстве Крымцев. Из донесения воевод Государю от 1-го июля видно, что станичники преследовали Крымцев и в самих степях, наблюдая, чтобы Хан не воротился; по вестям станичников, обгонявших Крымцев по всем дорогам, видно, что Хан бежал по 60 и 75 верст в сутки, бросал лошадей и обозы.
В 1555 году Царь Иван Васильевич учредил новую стражу на Волге, для наблюдения за Ногайцами, состоящую из стрельцов и казаков. Так об этом сказано в повествовании Арцибышева: "Государь отрядил Стрелецкого голову, Григория Кафтырева, со стрельцами, и (атамана) Федора Павлова (с казакам) на Волгу; приказал тем чиновникам стеречь перевозы от детей Юсуповых, пересылаться с Дервишем-Алием, и, сообразно известиям, ехать на помощь к Астрахани. Не в толи время учрежден и Казачий Хоперский полк, в котором и теперь еще хранятся остатки знамени, пожалованного Царем Иваном Васильевичем? Сии новые сторожи были расположены так, что могли сноситься со сторожами по Донцу и Дону, и взаимно извещать друг друга. А по сему, когда по вестям о движениях детей Юсуповых, Государь отправил против их боярина Шереметева с товарищами, то их встретил на походе сторож Святогорский и, присланный станичником Лаврентием Колтовским, товарищь, которые известили и воевод, что Девлет-Гирей перешел Донец и направляет путь к Украйнам Рязанским и Тульским".
По известиям с 1556 года видно, что казаки, охранявшие украинские города, начали уже проникать в степи для нападения на Крымцев. Так в этом году, в марте месяце, Атаман Михайло Грошев ходил из Рыльска в степь и привел к Государю языков. Потом, по Государеву указу, ходил из Путивля Дьяк Ржевский, также с казаками по Днепру; в тоже время Даниил Чулков и Иван Малцов ходили вниз по Дону. Чулков дошел до Азова и разбил встретившихся ему Татар, а Ржевский, соединясь с Каневскими Черкасами, прошел до Исламкерменя и завладел Очаковскою крепостью, отбился от Саинчаков Тягинского и Очаковского и благополучно возвратился в Путивль с множеством добычи. Таким образом все степи от наших границ до самого Крымского полуострова были искрещены разъездами Московских сторожей и станичников, которые уже разоряли самые улусы Крымцев и возвращались в свои города с добычею.
Впрочем, все сии известия еще далеко не полны и отрывочны; по ним мы можем только заключать, что со второй половины ХІ? века существовали уже караулы и сторожевые разъезды в степях на Юго-восточных границах Московского Государства, и что разъезды сии иногда проникали до Крымских улусов; но об устройстве сторожевой и станичной службы здесь нет и намеков, даже можно сомневаться, не были ли сии упомянутые распоряжения правительства случайными, временными, без всякой связи друг с другом, организованные без системы, являвшиеся по вызову обстоятельств, и потом опять исчезавшие, без развития и без последствий? Но, с 1571 года все недоумения об этом предмете должны исчезнуть даже в глазах отчаянного скептика; судьба сохранила для нас целый ряд официальных документов, которые проливают яркий свет не только на последующее, но и на предшествовавшее существование сторожевой и станичной службы на ее внутреннее устройство и на постепенное развитие.
В 1571 году Царь Иван Васильевич, желая дать больше порядка сторожевой и станичной службе, приказом своим от 1-го января назначил главным ее начальником знаменитейшего воина своего времени, Боярина Князя Михаила Ивановича Воротынского и предписал дать ей лучшее устройство, придав ему в помощники для освидетельствования и назначения сторожей на месте, со стороны Крымцев, Князя Михаила Тюфякина и дьяка Ржевского, знаменитого подвигами степной войны и хорошо знакомого с Крымскими степями, а с Ногайской стороны Юрья Булгакова, также опытного степного служаку, но раз поражавшего Крымцев и Ногайцев.
Умный исполнитель Царской воли, Воротынский, начал дело подробными справками и допросами о настоящем состоянии этой службы и о всем, в чем она требовала изменения, и что можно было оставить, в прежнем виде, перебрал все росписи и книги об этой службе, хранившиеся в Разряде, вызвал в Москву и сделал подробные расспросы станичникам и cторожам. Из его исследований видно, что при Царе Иране Васильевиче, лет за 15 до 1571 года, существовала уже длинная цепь укрепленных городов по всей степной украйне, от Алатыря и Темникова до Рыльска и Путивля, и что сторожевая служба была в ведении Разрядного Приказа в который доставлялись все росписи станиц и сторожей.
Украинские города, упоминаемые в разрядных росписях, можно разделить, по их географическому положению, на передние и задние. К первому разряду принадлежали: Алатырь, Темников, Кадома, Шацк, Рясск, Донков, Елифань, Пронск, Михайлов, Дедилов, Новосиль, Мценск, Орел, Новгород-Северский, Рыльск, и Путивль. Это была передняя линия крепостей Московского Государства, глядевшая прямо в степь и высылавшая по всем направлениям свои разъездные станицы и сторожи. Впереди этой линии, в самой степи, по местам, были уже сделаны рвы, засеки, забои на реках и другие полевые укрепления, составлявшие новую цепь затруднений для Татарских набегов; цепь эта в определенных местах, также как и города, охранялась стражей.
Вторую линию укрепленных городов, так сказать внутреннюю, составляли: Нижний Новгорода, Муром, Мещера, Касимов, Рязань, Кашира, Тула, Серпухов и Звенигород, почти все расположенные по течению Оки, которая здесь составляла твердую границу Государства и, как мы уже видели прежде, постоянно охранялась значительными войсками. Внутренние города, в случай нужды, высылали своих служивых людей и на передовую линию.
В каждом из этих городов были свои воеводы и осадные головы с отрядами служилых людей, боярских детей, казаков и стрелцов (со временя Царя Ивана Васильевича). Стрельцы собственно были городовые воины, очень редко высылавшиеся в степи и на засеки; боярские же дети и казаки вместе с севрюками и служилыми Татарами, разделялись на городовых или полковых, и на станичных и сторожевых. Первые употреблялись только для защиты городов и для отражения неприятеля на границах, вторые же поочередно отправлялись в степь для разъездов и для стражи по сторожевым притонам, и делились на станичников, вожей и сторожей; они за сторожевую службу получали особое жалованье, высшее полкового или городового и удовлетворялись от казны за все убытки и потери, могшие случиться в разъездах; лошади сбруя и вооружение, при отправлении в степь, оценивались воеводами, которые эту расценку вносили в особые книги, и по сим книгам выдавали вознаграждение, в случае потерь и убытков. Правительство видимо привлекало лучших людей на эту важную службу.
Всем украинским городам и, кажется, сторожам у Царя имелись особые чертежи и списки, с означением, в каком состоянии укрепления, сколько в них войска, и какого. Так что всякое донесение о движениях неприятелей правительство Московское могло поверять с планами и картами и, смотря по надобности, передвигать пограничные войска с одного пункта на другой, и подкреплять места, угрожаемые большею опасностью, что мы и увидим в последствии. О чертежах и списках украинских городов упоминается в описании Царского Архива 1575 года: "Ящик 144... а в нем чертежи и списки украинских городов". Подлинных чертежей, кажется, не сохранилось, или по крайней мере досель не отыскано; списки же, хотя и не XVI века, в точных копиях имеются.
Из передовой линии городов в разных направлениях, дня на четыре и дней на пять пути от города, а не редко и ближе, назначались в степи сторожи или притоны, отстоящие друг от друга на день, очень редко на два, а более на полдня пути и ближе. Сторожи сии были в беспрестанных сношениях друг с другом и составляли несколько неразрывных линий, пересекавших все степные дороги, по которым Татары ходили в Русь. Они тянулись несколькими группами от верховьев Суры до Семи, и потом от Семи поворачивали к Ворсклу и Донцу. Первая, самая восточная группа, шла выпуклою линией от Барыша, притока Суры, до Ломова, притока Цны; вторая от Цны до Ряси, притока Воронежа; третья от Ряси, по быстрой Сосне и ее притокам, до верховьев Оки; четвертая по притокам Семи; пятая от Семи к Суле, Пслу и Ворсклу; шестая по притокам Ворскла и Донца до устья Айдара, в самой глубине украинских степей, почти перед кочевьями Крымцев. Перед 1571 годом всех сторож было 73, и они по официальным росписям разделялись на 12 разрядов.
Мы приводим в пример только один из них.
"Разряд 9-й: Сторожи Орловские и Карачевские; их 13. Первая на Семи против Городенского городища; вторая в верх Боброка; третья на Молодовой речке; четвертая в верх Очки; пятая на Очке у быстрого брода; шестая на той же дороге усть-Крому; седьмая на Дуброве за Выйским лесом; восьмая на Цне на Жидоморском городище; девятая на Цне на Звенигородской дороге; десятая в верх Олешан; одиннадцатая за Окою под Кораблем; двенадцатая на Воптухе в Пристинском городище; и тринадцатая меж Воптух и Рыбницы ".
"Роспись сторожам "по расспросу Боярина Князя Михайла Ивановича Воротынского с товарищи 79 году: сторожи Орловские и Карачевские: "
"1-я Сторожа на Семи против Городенского городища, а Городенское городище с левую с полскую сторону у Семи; а сторожем на той сторожи быти из Орла да из Карачева шти человеком, по три человека из города, да из Рылска два человека; а переезжати им на лево вверх по Семи до усть Курицы до Юрьева городища, проезду верст с 20 или с полтретьядцать, а на право вниз по Семи верст с десять до усть Реута, а Реутъ впал с левую с полскую сторону ".
"2-я Сторожа верх Боброка старая, меж дороги, которая дорога к Карачеву и к Местиловским воротам; к другой дороге, которою приходил Бокай, а проезду всего верст с 15-ть до усть Желени; а сторожем на ней стояти из Орла да из Карачева, шти человеком, по три человека из города ".
"3-я Сторожа на Молодовой речке; стеречи без переезду у дороги, где пригоже переезжал, а к тому месту сошлися с Семи и из Рылска все дороги; а сторожем на ней стояти из дву городов из Орла да из Карачева, из города по два человека, а старая сторожа была на той же дороге, в Галичьей дуброве, и та сторожа сведена"… "
По собрании подробных и верных сведений о состоянии сторожевой и станичной службы, Боярин Князь Михайло Иванович Воротынский приступил к составлению общего уложения или устава этой службы, и 16-го Февраля, 1571 года, с Царского утверждения, издал сей устав.
""Роспись приложенная при приведенном выше приговоре: детям боярским с головами на Государевой службе быти на Донце на Северском усть Уде: из Северы, из Брянска, из Почапа, из Стародуба, из Новагородка из Северского; да к тем же в прибавку из Орла, из Карачева, да казаком из Новосили да из Орла ".
"А голов по местом на Государеву службу на поле выбирати. На Донец на Северской усть Уде из Северских городов, из Брянска, из Почапа, из Стародуба, из Новагородка Северского ".
"А детей боярских с головами на Государеву службу выбирати в феврале, выспрашивая лутчих людей с тех городов. А чтоб про кого ведали б сказати подлинно кого с полскую службу станет в правду а не по недружбе. А двожды бы одних детей боярских вряд на полскую службу вдругорядь на полскую службу не посылати, для ведшие нужи, будет переменить не к им, или по их охоте" ".
Пока Князь Воротынский делал распоряжения в Москве относительно степном украинской службы, в это же время посланные осмотреть все станицы и сторожи на месте, с Крымской стороны Князь Михайло Тюфякин и дьяк Ржевский, а с Ногайской Юрий Булгаков и Борис Хохлов, лично осмотрели их в том же году. И по их дозору многие прежние сторожи заменены новыми сообразно с местностью и обстоятельствами, определены все разъезды и оставлены метки для ездоков, где им съезжаться друг с другом. Особенно подверглись большим переменам сторожи Донецкие, Рыльские и Путивльские; линия их выдвинулась далеко вперед, так что она захватила все теченье Ворскла до Днепра, Днепром дошла до Самары, а Самарою до верховьев Тора и Миюса, откуда потянулась к Дону до устья Долгого Колодезя и до Азова.
Впрочем, Князь Тюфякин не успел кончить своего дозора по всем сторожам; ибо между Самарою и Арелью прибежал к нему сторож с вестью о походе Девлет - Гирея на Московские украйны. И по этому распоряжение относительно неосмотренных сторож было сделано по сказкам атаманов, Савы Сухорука и Степана Суковнина, с товарищами.
Распоряжения Князей Воротынского и Тюфякина и дьяка Ржевского, хотя еще не были вполне окончены и не могли защитить Москвы от Девлет-Гиреева набега в 1571 году, но тем не менее в следующем году принесли уже ожидаемую пользу и оправдали доверенность Государя к Воротынскому и его сотрудникам. Новый поход Крымского Хана не укрылся от бдительной стражи, и Русские воеводы успели собрать достаточное число войска и сделать окопы и другие укрепления на берегах Оки. Молодинский бой плод трудов и соображений Воротынского, продолжавшийся с 26-го июля по 1-е августа, покрыл славою доблестного предводителя Московских сил. Сам Хан, в грамоте своей к Государю Московскому от 23-го августа, 1571 года, свидетельствует о бдительности новых сторожей украинской степи, много способствовавших успеху битвы. Он пишет: «Наш приход сведав на Оке на берегу хворостом сделали двор, да около того ров копали». Это свидетельство доказывает, что Молодинская битва была заранее приготовлена Московскими воеводами, которые с умыслом навели Хана на свои полевые укрепления, и дали битву там, где нашли себе удобнее.
Чтобы сколько можно более лишить Крымцев возможности скрывать свои набеги от наших степных сторожей, по удалении Девлет - Гирея, Царь Иван Васильевич, в октябре месяце, 1571 года, предписал Боярину Князю Воротынскому выжечь степь в разных местах, смотря, где удобнее, дабы таким образом отнять у Крымцев возможность скрывать свои движения и лишить их подножного корма, столь необходимого в дальних и быстрых набегах по степям. И тогда же была составлена роспись, в которой назначены следующие девять городов, откуда посылать станицы для зажжения степи: Мещера, Донков, Дедилов, Кропивна, Новосиль, Мценск, Орел, Рыльск и Путивль. По этой росписи пожега обхватывала огромное пространство степи от верховьев Вороны до Днепра и Десны. Об успехе таковых пожег мы не имем свидетельств; но, во всяком случае, они обличают большое знание военного дела в Царе Иване Васильевиче, который превосходно понимал, против какого врага какое употреблять оружие.
В следующем 1573 году положено было непременным правилом при разъездах станиц по росписям, чтобы станичники, встречаясь на урочищах, менялись признаками, дабы, таким образом, начальники могли видеть, что станицы доезжали до определенных урочищ. Это, кажется, было последнее распоряжение Воротынского.
В 1574 году, в феврале месяце, назначен был новый начальник над сторожевою и станичною службою, боярин Никита Романович Юрьев. Это новое назначение знаменитого сановника, близкого к Государю по родству и доверенности, показывает, что Царь Иван Васильевич признавал сторожевую службу одним из важнейших отделов Государственной администрации и хотел довести ее до возможной степени совершенства. Новый начальник, на первый случай, нашел необходимым обеспечить подчиненных хорошими поместными окладами и денежным жалованьем, что в том же году и утверждено общим приговором Боярской думы. Ожидания Государя в выборе нового начальника вполне оправдались благодетельными последствиями для службы: пограничные укрепления и сторожевые разъезды быстро стали подвигаться вперед, теснить степь и давить Ногайцев и Крымцев.
В 1575 году линия украинских укреплений выдвинулась уже на Сосну усть-Ливен, куда в этот год Государь послал воеводами Михайла Долматовича Карпова, да Ивашкина. А также и в других местах она выдалась вперед: в нее поступили "Брянск, Почеп, Стародуб ", Новосиль, Болхов, Одоев, Плова, Солова, Венев, Серпейск, Калуга, Мокшанск и Оскол; из них некоторые выстроены вновь, а другие укреплены и более приспособлены к пограничной службе. Все это побудило Боярина Никиту Романовича Юрьева в 1576 году сделать новые расспросы станичным головам, станичникам, вожам и сторожам относительно степных сторож и разъездов.
Кажется, в это же время сделано расписание, из каких городов каким служилым людям быть на сторожах и из каково жалованья. По этому расписанию назначено, например, на Мценских и Карачевских сместных и несместных сторожах детям Боярским из Мценска и Карачева по местным окладам и денежному жалованью, которое получать по одинаковым окладам с людьми служащими по городу.
""По челобитью служивых людей полских месячных сторожей ".
"… А во Мценску и в Карачеве приговорили на сторожах стеречи детем боярским из тех городов с малых статей, с 50 с 70 и со 100 четьи; потому что в тех городах казаков в росписи не написано. А в Шатцком, и в Новосили и на Орле приговорили на сторожи и на полские посылки в прибавку к казаком, на которые посылки казаков не достанет, посылать детей боярских с малых статей, потомуж как во Мценску в Карачеве, для того что в тех городах казаки по Государеву указу и по росписи не сполна прибраны. Да тех детей боярских потомуж пересмотрити всех на лицо с коньми и со всею их службою; и имяна тех детей боярских и казаков, которые выбраны будут на полские сторожи во всех городах, колко в котором городе велено сторожей по росписи быти, переписати на список подлинно порознь; датъ списки и поместные их оклады и денежные детей боярских и казаков привезти к Москве, и отдати диаком в Разрядной избе. А детем боярским денежное жалованье имати с городом по прежним окладом; а служит и им сторожевая служба переменяясь по месяцом, то их и служба; а рядовые им службы не служити, для того чтоб сторожевая служба была сполна; опричь приходу воинских людей, а как приходу воинских людей почаяти и тем детем боярским и казаком всем быти с воеводами в полку для приходу воинских людей, а пришед из походу быти по домом" ".
"" … А головы на поле выбраны, которым стояти порозным местом для береженья от приходу воинских людей; на Донце на Северском усть Уде голова на перую статью Брянчанин Федор Толочанов; на другую статью Федора обменити из Серпейска Никифор Степанов сын Давыдов" ".
Крымцы, всюду преследуемые сторожами, прокладывали новые дороги, но и здесь их успехи не были продолжительны, сторожи отыскивали эти новые пути и доносили Московскому правительству, которое немедленно принимало свои меры. Так в 1579 году наши сторожи открыли новую дорогу Крымцев через Калмиюс, которая от Калмиюса шла через Донец под Гребенными горами за полдня до Раздоров, и за полтора или за два дня от Азова между рек, из которых реки по правую сторону дороги впали в Дон, а по левую в Донец. Чтобы пресечь эту дорогу собраны были на совете станичные головы, которые в расспросе показали, что для сего достаточно будет усилить стоялых голов на Осколе усть-Убли и на Дону усть-Богатого Затону. И по сему Боярин Никита Романович Юрьев так искусно расположил разъезды этих двух голов, что они обхватывали все пути Крымцев и беспрестанно сносились друг с другом.
Сим последним распоряжением оканчиваются заботы правительства о сторожевой и станичной службе при Царе Иване Васильевиче, по крайней мере дальнейших распоряжений сего времени еще не встречалось.
Сколь далеко успела строгость дисциплины в этой службе во время Царя Ивана Васильевича, это можно видеть из того, что ежегодно доставлялись в Разряд подробный росписи всем сторожам и станицам, бывшим в продолжении года, в которых росписях отчетливо показывались все приезды на службу, с означением кто сколько дней был в дороге и на какой срок явился в назначенное ему место, и кто его сменил и когда. Вот один отрывок из подобной росписи, который превосходно говорить в свою пользу: ""… В 1-м месте стояли головы на поле на Донце на Северском усть-Уде: с весны Брянчанин Игнатей Ондреев сын Тютчев; а велено ему на поле идти из Рыльска. И Игнатей стал в Рылску на велик день, апреля в 8 день; а из Рыльска пошел на срок на Радуницу апреля в 15-й день, на Донце стал апреля в 24-й день, шел 10 день; а людей с ним было Стародубцев, Новогородка Северского, Почапцов, Болховичей, всего детей боярских 63 человека, да казаков из Новосили да из Орла 30 человек, по 15 человек из города; всего 93 человека ".
"Игнатья обменил Брянчанин Иван Семичев, стал на срок в Рыльску в четверг на другой недели Петрова поста, июня в 13 день; а на Донце стал июля в 1-й день; в Рыльску жил и до Донца шел три недели; а людей с ним было детей боярских Брянчан, Стародубцев, Новогородска Северского, Карачевцев, Болховичей всего 48 человек; да казаков из Новосили да из Орла 30 человек по 15 человек из города, обоего 79 человек ".
"Ивана обменил Брянчанин Афонасий Панютин, стал на срок в Рьльску в 1-ю середу по Госпожине дни, августа в 21-й день, а на Донце встал сентября в 1-й день, шел до Донца до Северского 10 день; а людей с ним было детей боярских Брянчан, Стародубцев, Карачевцев, Болховичей, всего 49 человек, да казаков из Новосили да из Орла 30 человек по 15 человек из города; обоего 69 человек ".
"А разъезд станицам от тех голов на право но берегом до верх Арели, а на лево по Донцу до усть-Оскола и до Святых гор, и до великого перевозу и до усть-Айдара. А посылали головы в станице по 6 человек пропущая меж станиц по три дни. А с вестьми станичником велено бегати, которые переедут Сакму воинских людей верх Берестовые через Муравской шлях трем человекам на усть-Уде к головам, а другим трем человекам бежать с вестьми в Путивль, а поспеют в Путивль о дву конь в четыре дни. А которые станичники переедут Сакму воинских людей вниз по Донцу, идучи к Осколу и к усть-Айдару, и тем станичником бегати с вестьми к голове к усть-Уде, а другим трем человекам в Новосиль, а поспеют в Новосиль с вестьми о дву конь в семь ден, перед большими людьми, до приходу воинских людей к украйне за десять ден и больше" ".
В царствование Федора Ивановича первые два года сторожевая украинская служба не подвергалась переменам и была управляема по прежним росписям. Но с 1586 года, по приговору Боярина Никиты Романовича Юрьева, линия украинских городов выдвинулась в степь до Сосны и устья Воронежа. Именно, в этом году, в 1-й день марта, состоялся приговор выстроить два новых города, Ливны и Воронеж: первый на Сосне, не доезжая до Оскола двух дней, а вторым на Дону и Воронеж, не доезжая двух дней до Богатого Затона. Первый приказано было поставить воеводе Князю Володимиру Васильевичу Колцову-Мосальскому, да Лукьяну Хрущову; а второй воеводе Семену Федоровичу Сабурову, да Ивану Судакову, да Василью Биркину. Города сии были устроены именно для сторожевой службы.
Около этого времени в украинскую сторожевую службу Московского Государства начали поступать Черкасы или Малороссийские Казаки. Они первоначально стали селиться в Путивльском уезде, как ближайшем к Мало-России. Тут же упомянуто, что Малороссияне за сторожевую и станичную службу получали поместья и жалованье также, как и коренные служилые люди Московского Государства.
Около 1592 года по Быстрой Сосне выстроен еще новый город, Елец, и 29-го числа июля, этого года, прислана в Москву к Государю роспись Елецким сторожам от Елецкого воеводы, князя Андрея Звенигородского, и головы, Ивана Мяснова. В 1595 году упоминается еще о новом украинском городе, Кромах. В этом году, по приказу Государеву, Князь Владимир Кольцов-Мосальский устроил новые сторожи из Кром. В конце царствования Федора Ивановича был выстроен Белгород, выдвинувшийся далеко в степь за линию других украинских городов. Этот город, в последствии, сделался средоточием сторожевой украинской службы и составил в Московской Администрации особый Белгородский разряд. Таким образом в царствование Федора Ивановича линия украинских укреплений пополнилась пятью городами, которые составили довольно острый угол, упиравшийся основанием своим с запада на верховья Оки, а с востока на быструю Сосну, и проникавшим в глубь степей до устья Воронежа и верховьев Донца, где, как передовой страж, стоял Белгород. Кроме того при Царе Федоре Ивановиче упоминается о новом протяжении линий разъездов и сторож по Волге, от Нижнего Новгорода до Астрахани и далее, даже до Терека. Службу эту несли преимущественно вольные Волжские и Яицкие казаки, жители степей, кажется, преимущественно Татарского происхождения, зависевшие от своих атаманов и не знавшие другой власти.
В царствование Бориса Федоровича Годунова сторожи, станицы, засеки и другие укрепления были в хорошем состоянии.
Вести из степей всегда приносились заблаговременно, украинские города постоянно охранялись сильным войском; Царь имел чертежи не только пограничным городам, но даже и засекам.
""Мая в 11 день Государь смотрел засечных чертежей… "
"… Тогож году были по городам бояре и воеводы и дияки в годовых: … на Карачеве Елизарей Безобразов, …во Брянску Петр Воейков, на его место воевода Данило Ондреев сын Замыцкой, …в Стародубе Северском воевода Князь Олексей княже Михайло сын Львов, да Григорей Ондреев сын Олябьев" ".
В 1600 году Борис Федорович приказал Богдану Белскому построить в степи на правом берегу Оскола новую крепость Борисов, в 14 верстах от Изюмской сторожи. О других распоряжениях сего Государя относительно сторожевой украинской службы, пока, не известно.
По смерти Бориса Федоровича, при его сыне, во время самозванщины и междуцарствия, Московскому Правительству некогда было думать об украйне и ее укреплениях и, кажется, большая часть украинских войск была передвинута к Москве. Но с восшествием на престол Царя Михаила Федоровича Романова сторожевая и станичная служба в украинских степях мало по малу опять получает лучшее устройство. Уже в 1615 году украинские города являются довольно укрепленными и снабженными войском, и в разрядных росписях этого года разделяются на 5 отделов. Из них первый составляют собственно Украинские города, принадлежащие к внутренней линии; они были следующие: Коломна, Серпухов, Алексин, Калуга; 2-й отдел города Рязанские: Переславль Рязанский, Зарайск, Михайлов, Пронск, Рясск, Шацк, Сапожек, Гремячей, Таруса, Beнев, Епифань, Дедилов, Донков, Боровск, Ярославец Малой, Лихвин, Перемышль, Белев, Болхов, Орел, Карачев, Чернь, Козельск, Мещевск; 3-й отдел Северские города: Брянск, Новгород Северский, Стародуб, Рыльск, Путивль; 4-й отдел, собственно Степные города: Курск, Ливны, Воронеж, Елец, Лебедянь, Волунки, Белгород, Оскол; 5-й отдел города Низовые: Терки, Астрахань, Царицын, Самара, Казань, Тетюши, Курмышь, Алатор, Касимов, Кадома и Темников; всего 53 города.
А в Разрядной росписи 1616 года вычисляется даже количество войск, составлявших гарнизоны всех украинских городов, которое, впрочем, дает не совсем выгодное понятие о тогдашней защите украинских границ Московского Государства.
""Розрядная роспись 1616 года: В 1724 году были по городам бояре и воеводы и дияки и головы от Крымские украйны, и в Северских и в польских городах на годовой сдужбе ".
"В Карачеве Иван Юрьев сын Ловчиков, а с ним: детей боярских Карачевцов (…), Карачевских стрелцов 35 человек, казаков 70 человек ".
"Во Брянску столник и воевода Князь Иван Княже Ондреев сын Дашков да Василей Елизарьев сын Протопопов; а с ним: дворян и детей боярских, Брянчан 108 человек, Рославцов 96 человек, Почепцов 36 человек, пушкарей и затинщиков 70 человек, воротников 6 человек, кузнецов 4 человек, стрелцов 177 человек. И всего 497 человек ".
"Брянских Рославских стрелцов было во Брянску с головою и с сотники 300 человек, а в нынешнем в 124 году в январе, по сказке Брянского воеводы Петра Воейкова во Брянску тех стрелцов 177 человек, а достальные побиты с Лисовского прихода; а иные от бедности розбрелися ".
"В Стародубе в Северском воевода Князь Иван Княже Петров сын Засекин, да Петр Матвеев сын Безобразов; и Князю Ивану и Петру велено быти к Москве, а в Стародубе велено бытии столнику воеводе Олександру Михайлову сыну Нагово да Прокофью Воейкову; и Прокофей отпущен, а на его место велено быть Ивану Петрову сыну Кологривову; а с ними: детей боярских Стародубцов 170 человек, пушкарей и затинщиков 26 человек, воротников 4 человека, с головою 200 стрелцов, да 100 казаков; да прибыльным ратным людем велено быть в Стародубе: с Лебедяни детем боярским, и атаманом, и казаком 150 человек и всего 650 человек" ".
Все войска, расположенные по украинским городам и растянутые более, нежели на тысячу верст, простираются не далее 24350 человек; именно, в собственно украинских городах, числом тридцати четырех, от Арзамаса до Новосиля, городового войска было 12844 человека, в пяти городах Северского разряда, от Брянска до Путивля, 3662 человека; в осми степных городах, от Воронежа до Курска, 7844 человека; в понизовых городах число войска не обозначено. Однако должно заметить, что в этом исчислении, кажется, не помещены сторожевые и станичные войска, расположенные по станицам и сторожевым притонам в степи по Днепру, Донцу, Осколу, Тихой и Быстрой Сосне, Воронежу и Цне. Даже и в городовых войсках не упомянуто о братьях, племянниках, подсуседниках и захребетниках служилых людей, которых вероятно было не многим меньше помещенных в разрядной росписи, и которые также участвовали в службе. Притом нельзя упустить из виду, что некоторые города, вероятно более опасные со стороны Крымских набегов, или лежавшие на средоточии дорог, были снабжены, судя по обстоятельствам, в которых тогда находилось Государство, достаточными гарнизонами. Так в Туле было городового войска 640 человек; в Рязани (т. е., Переславле Рязанском) 829 человек; в Калуге 2109 человек; в Мценске 781; в Новосили 806; в Стародубе 650; в Новгород Северском 693; в Рыльске 773; в Путивле 1049; в Воронеже 971; в Ливнах 824; в Ельце 1969; в Осколе 856; в Волуйках 620; в Белгороде 813; в Курске 1321 человек.
Кроме того по росписи этого же года на Крымской украйне стояли особые корпуса войск, долженствовавшие, по мере надобности, являться всюду, на защиту степных границ. Корпуса сии были расположены так: Большой полк стоял вТуле, с Князем Федором Куракиным, 1649 человек; передовой полк в Мценске, с Князем Васильем Турениным, 884 человека; сторожевой полк в Новосили, с Михайлом Дмитриевым, 801 человек. Сверх того, разбросаны были отряды по городам, для сообщения с главными полками, в случае неприятельского набега: в Рязани с воеводою Колтовским, 659 человек; на Михайлове, с воеводою Иваном Пушкиным, 396 человек; в Пронске, с Григорьем Челюстиным, 470 человек; в Зарайске, с Тимофеем Павловым, 287 человек; в Рясске, с Лаврентием Кологривовым, 468 человек; в Донкове, с Андреем Хотяинцовым, 425 человек; в Шацке, с Владимиром Вешняковым, 240 человек.
Число войск, расположенных полками по украйне в 1624, 1625 и 1626 годах, по розрядным росписям, было следующее: в 1624 году 9464 человека; в 1625 году 10838 человек; кроме того, в этом же году стояло 16677 человек войска по восточной границе в следующих 12 городах; вТерках, в Астрахани, Царицыне, Саратове, Самаре, Казани, Тетюшах, Алаторе, Темникове, Кадоме, Касимове и Уфе; в 1626 году 10890 человек. В 1630 году число войск в украинских полках уменьшилось до 8898 человек, вероятно, по случаю приготовлений к Польской войне. Потом, в следующие три года, по случаю войны с Поляками, уменьшение украинских полков было еще значительнее; именно, в 1631 году на украйне в полках стояло только 4 842 человека, а в 1632 году - 4827 человек, и притом только с меньшими воеводами; большие должны были явиться только в случае вестей о большом походе Крымцев; в 1633 и 1634 годах и с большими воеводами было только 4955 человек. Но по заключении мира с Польшею украинские войска опять увеличились. В 1635 году на украйне по полкам стояло уже 12759 человек, а в 1636 году 17055 человек. Кроме того значительно увеличилось и число осадных украинских войск; их с 1635 года стояло 13991 человек, расположенных в следующих 11 городах: в Курске, Осколе, Волуйках, Воронеже, Ельце, Ливнах, Брянске, Рыльске, Путивле, Севске и Белгороде; с 1636 года разрядный росписи украинских полков утратились, и по сему об этом предмет с этого года нечего и говорить.
С 1636 года Царь Михаил Феодорович принимает прежний способ обороны от Крымцев, состоящий в построении новых крепостей, в укреплении старых, в увеличении засек, рвов и забоев по рекам, в построении острожков, и в соединении крепостей друг с другом непрерывными полевыми укреплениями. Так в 1636 году по его указу были выстроены: Чернавск, Козлов, Тамбов и Ломов, и возобновлен Орел.
Царь Михаил Федоровичу, заботясь об укреплении украинских границ, не менее того старался и о населении этого края. Кроме переселения из других областей Московских и размещения служилых людей по украинским городам, этот мудрый государь старался привлечь на Московскую украйну Малороссийских Казаков, или тогда так называемых Черкас, угнетаемых Польским правительством, давал им под поселение богатые земли в украинских городах и уездах, назначал жалованье Новопоселенцам для их первоначального домашнего обзаведения.
Постоянные заботы Московского Правительства об укреплении и населении границ по степной Московской украйне были следствием крайней необходимости. Беспокойные Крымские наездники, бывшие орудием то Польской, то Турецкой политики, беспрестанно тревожили наши степные границы; жители украинских городов были в постоянном страхе от их набегов; городские воеводы, при всяких усилившихся вестях о Крымцах и Ногайцах, сбирали уездных жителей в осаду, заставляли их покидать поля и селения, угонять скот в густые леса, а хлеб зарывать в ямы. Каждый год, в летние месяцы, от начала мая до сентября, а иногда и до октября, то и дело, Крымцы являлись, то там, то сям, на наших границах, и только постоянная и бдительная стража и степные разъезды станичников успевали предохранять жителей от плена или совершенного разорения.
О мирных договорах с беспокойными Крымцами нечего и говорить; они по смерти Менгли Гирея постоянно были бесполезны и ни к чему не вели; это уже фактически верно; а о покорении Крыма Москва не могла думать даже в царствование Иоанна І?, ибо пространный степи-раздолье для кочевых наездников, отделявшие Московское Государство от Крыма, были неодолимым препятствием для наших завоеваний с этой стороны. Иоанн Грозный вполне оказал свой глубоко правительственный ум, не согласясь на убеждение советников, которые, увлекшись удачными набегами Князя Вишневецкого и дьяка Ржевского, настаивали на завоевании Крыма. Не говоря уже о неудаче, которая была весьма вероятна, даже самый счастливый поход не обещал большой пользы. Крым мог быть завоеван только на время, и то с огромною тратою людей с нашей стороны; наши могли раздробить и жечь города и деревни Крымцев, но дикие кочевые орды, рассыпавшись по привольной степи, оставались неуловимыми и, в след за удалением нашего войска, снова заняли бы свои прежние жилища и опять бы стали нападать на наши границы. Для совершеного покорения Крыма было одно только единственно верное средство - постепенное заселение степи и постоянное содержание сторожевого войска на границе; и прозорливый Иоанн принялся за эту мысль со всем усердием человека, убежденного в верности задуманного расчета. Давнишняя линия укреплений по Оке и сторожевые притоны в степи, еще при Донском вызванные крайнею нуждою Государства, послужили для Иоанна основным материалом для того, чтобы привести в исполнение свой, верно задуманный, план заселения степи. Преемники его усердно продолжали следовать по проложенному пути: наши украинские города, год от года, выдвигались вперед, а полевые укрепления и слободы поселенцев незаметно теснили степь и жали Крымскую вольницу к морю. Ежегодные набеги Крымцев и Ногайцев большею частью ограничивались частным грабежом и почти не вредили общему делу заселения степи, и, не смотря на них, сторожевая служба, со своею системою укреплений и заселения, твердыми шагами шла вперед; успехи ее, конечно не блестящие, но тем не менее существенные, наконец достигли того, что во все продолжительное царствование Михаила Федоровича Крымцы не могли сделать ни одного значительного нападения на нашу украйну. Вот истинная цель сторожевой украинской службы и она, очевидно, достигала ее и оправдывала заботливость Правительства об этом важном отделе Государственной администрации.

С. Моисеев опровергает мнение, что территория, на которой располагается Слобожанщина, к середине XVІІ в. оставалась незаселенной, была дикой и не имела постоянных жителей, а потому никому не принадлежала, и уверяет, что в реальности планомерное освоение этих земель началось столетием ранее, Московским государством.

После распада Золотой Орды постоянные войны и столкновения между отдельными татарскими ордами (Казанской, Крымской, Большой, Ногайской) и частые опустошительные набеги на степное население сделали в ХVІ в. невозможным проживание людей на этой территории. Огромная, почти незаселенная территория от Волги к низовью Днепра и от верховья Северского Донца к Черному и Азовскому морям получила название «Дикое поле».

С конца XVI в. уже Литва существенно уменьшила свою активность в Диком поле, однако значительно активизировались усилия крымских татар и турок.

В этой связи для защиты южных границ после победы русских в 1480 г. на Угре и окончательного освобождения от монголо-татарского ига Московское государство начало на этой территории активные действия.

* * *

Если поглядеть панорамно, то увидим, что в 1503 г., после войны Руси Московской и Руси Литовской, Литва признала за Иваном III права на владение Черниговом, Брянском, Путивлем, Гомелем и большей частью смоленских и витебских земель.

Весной-летом 1556 г. царем Иваном Грозным был организован поход русского отряда под командованием дьяка М. И. Ржевского в крымско-турецкие владения для отвлечения сил крымского хана Девлет-Гирея, готовившего новый набег на Москву. Одновременно Иоанн IV Василевич отправил поход против Астраханского ханства. Ржевский благополучно вернулся в Россию с большой добычей.

Это первое появление московского войска на нижнем Днепре произвело сильное впечатление на запорожское казачество, которое отныне увидело в русском царе могущественного и реального союзника в борьбе против крымско-турецкой агрессии.

А в Диком поле стали появляться отряды русских стрелков и боярских детей, которые вели разведку в степи.

Исследователь Е. П. Савельев упоминает факт погрома казачьих городков на Донце степняками в 1569 г., что подтверждает: Донец к тому времени уже являлся владением донских казаков.

Успехи же Москвы в борьбе с татарскими ханствами начались с конца 1540 г.

На московской службе в течение ряда лет числился и гетман Дмитрий Вишневецкий, благодаря чему на острове Хортица в ту пору сидели люди «царским именем», а в составе отряда Вишневецкого были путивльцы.

Девлет-Гирей в 1552, 1555 и в 1559 гг. потерпел одну за другой неудачи в предпринятых им попытках больших набегов на русские пределы.

* * *

Еще в 1546 г. путивльский воевода Троекуров сообщал в Москву: «В настоящее время, государь, казаков на Поле много: и черкащан, и киевлян, и твоих, государевы, вышли, государь, на Поле со своих украин».

Усложнение задач охраны южных рубежей государства, увеличение численности привлекаемых для этого войск потребовало более четкой регламентации всей сторожевой и станичной службы. Первым шагом в этом направлении явилось учреждение должности главного начальника над данной службой.

21 января 1571 г. Иван Грозный приказал «боярину своему, князю Михаилу Ивановичу Воротынскому» «ведати станицы и сторожи и всякие свои государевы полские службы».

Для непосредственной организации сторожевой и станичной службы в помощь ему были назначены М. Тюфякин и М. Ржевский (на крымском направлении), а также Ю. Булгаков и Б. Хохлов (на ногайском направлении).

Воротынский начал с того, что решил обобщить некоторый опыт, а именно велел «доискатись станичных прежних списков» и созвал в Москву станичных голов, их товарищей, станичников, и сторожей, «которые ездят... в станицах на поле к разным урочищам и которые преж сего езживали лет за десять и за пятнадцать». Вызваны были и старые, и увечные, лишь бы «наперед того в станицах и на сторожи езживали». Воротынский особо интересовался станичниками и сторожами, которые «в полону были, а ныне из полону вышли».

В результате проведенной ими и некоторыми другими дьяками Разрядного приказа большой работы служба по охране «государевых украин» в короткое время получила несколько руководящих документов, принимавшихся в виде Приговоров московских бояр и утверждавшихся царем.

Первым из них был принятый 16 февраля 1571 г. «Приговор о станичной и сторожевой службе», законодательно определивший цели, задачи и организационную структуру сторожевой и станичной службы, принципы и способы ее несения, права и обязанности должностных лиц.

Следующий Приговор бояр положил начало переходу от службы по найму к постоянной государственной службе. Приговор от 27 февраля 1571 г. «О назначении мест, где стоять головам в поле» ввел в штат сторожевой и станичной службы четыре новые руководящие должности — головы в поле и более 430 должностей станичников.

За три сезонные смены станичную службу дополнительно стали нести 12 голов в поле и более 1350 станичников из детей боярских и казаков, взявших под наблюдение все пространство степи и Северского Донца. Перед станичной службой ставилась также задача не только надзора, но и при вторжении незначительных сил кочевников защиты южных границ.

Приговор Боярской думы от 6 марта 1571 г. «О выплате жалованья и возмещении убытков за сторожевую, станичную и полевую службу» подтвердил обязательства государства выплачивать сторожам и станичникам жалование более высокое, чем стрельцам и городовым, детям боярским и казакам, а также возмещать убытки, понесенные ими при несении службы.

Благодаря этим документам сторожевая и станичная служба достаточно быстро окрепла и сыграла немаловажную роль в обеспечении безопасности южных рубежей Руси. Как следствие, в 1572 г. в нескольких тяжелых сражениях под Серпуховом и Молодями Воротынский перехватил и разбил войско крымского хана Девлет-Гирея.

На местах за организацию службы отвечали воеводы (наместники) русских городов «первой линии». Все обязанности по непосредственной организации службы сторож и станиц, их подготовке, представлению для проверки воеводе и направлению в сторону кочевий исполняли находившиеся в подчинении воевод стоялые головы.

С весны 1577 г. на основании боярского Приговора ближайший надзор за исправным несением службы сторожами стали осуществлять специально введенные «осадные головы». Места, направления и порядок несения службы, количество выделяемых для этого сил определялись соответствующими грамотами, которые ежемесячно поступали к воеводам из Разрядного приказа, перед которым сложилась строгая система отчетности в виде «Росписи» станиц и сторож.

Станицы и сторожи обычно представляли собой небольшие группы всадников из казаков и боярских детей. Станицами назывались конные отряды в 60-100 человек, высылавшиеся далеко в степь для несения дозорной службы и оперативного оповещения о передвижении татарских войск.

Сторожи (стражи) — конные отряды, а также пикеты и караулы в 4-10 человек — «обслуживали» небольшие территории.

В 1571 г. таких сторож и станиц было 73, и входили они в 12 оборонительных линий от р. Суры до Северского Донца. Сторожевые пункты стояли друг от друга на расстоянии около одного дня пути, чаще полудня. Широко разветвленная система станиц и сторож, их глубокое эшелонирование, пересечение маршрутов движения станиц и разъездов сторож, сочетание подвижных и неподвижных форм ведения разведки и наблюдения позволили создать в Русском государстве эффективную систему охраны его южных и юго-восточных рубежей.

В результате удавалось не только предотвращать татарские набеги вглубь страны, но и началось быстрое освоение значительных пространств «Дикого поля», появилась цепь городов в бассейне Донца и Дона.

Русские воеводы стали активно использовать казаков для несения сторожевой и станичной службы, так как постоянная угроза со стороны орды требовала создания оборонительных линий на границах. Линии создавались на опасных направлениях рубежей России и состояли из цепей острогов, острожков, обнесенных частоколом или тыном со рвами и лесными засеками.

В обязанность казачьих отрядов входило также сопровождение русских и заграничных послов, следовавших из Руси в Крым и обратно.

В октябре 1558 г. отряд казаков под руководством Ю. Булгакова разбил крымских татар, в феврале 1559 г. еще один отряд запорожских казаков и русских войск во главе с Вишневецким нанес новое поражение татарам.

Отряд казаков Михаила Черкашенина разбил татар на Северском Донце.

Путивльский воевода сообщал в 1591 г.: «Татары ходят во многих местах, погромлены сторожи в устье Айдара», то есть у впадения в Северский Донец.

«Черкасы» на сторожевую службу начали поступать активно с 1586 г. И они также, как и служивые Московии, получали поместье и жалование.

Обратим внимание на совместный характер ратной службы днепровских казаков и «черкас» с донцами. Проверяющий боярин Афанасий Зиновьев отмечал, «что черкасы служат государю верную службу» и упоминал запорожского атамана Матвея, стоявшего на Донце с 620 казаками. На Донце они терпели большую нужду и голод — «едят траву, но царь послал им подарки — запасы муки, толокно и деньги».

В 1570-х годах по левому берегу Северского Донца существовало 7 сторож первого разряда, в том числе Святогорская, Бахмутская и Айдарская. В сентябре 1565 г. крымский хан Девлет-Гирей с многочисленным войском начал переправу через Донец, донецкие казаки вовремя обнаружили неприятеля, уведомили в пограничные города, что хан везет на телегах тяжелые пушки, и под Болховым враг был разбит, многие пленены.

* * *

Система оборонительных мероприятий на юге в итоге складывалась из двух составляющих: сторожево-станичной службы, а также засечной черты.

В 1596 г., как свидетельствует о том запись в «Разрядной книге 1475-1598 гг.», «...государь царь великий князь Федор Иванович всея Руси посылал на поле на Донец на Северской Чугуева городища и иных городовых мест по Донцу и по иным рекам смотреть, где государю города поставить».

Московское правительство поставило в южных степях ряд военных городов: Воронеж (1586), Белгород, Елец, Оскол, Валуйки (существует две датировки — как 1596-м, по дате указа, так и 1593-м), Цареборисов (1598-1600). В нововыстроенных городах были размещены сильные гарнизоны.

Но еще задолго до строительства крепостей, «от лет царя Ивана Васильевича даже», как сообщает летописец, здесь существовало русское население, представлявшее большей частью конгломерат всех сословий, включая беглых крестьян и ссыльных преступников.

Следует отметить, что в этом районе промышляли набегами и грабежами и так называемые «воровские казаки». О них Карамзин также писал, что «продались они ляхам и состояли на службе у Батория».

В приказе царя Бориса Годунова 1600 г. воеводам Б. Бельскому и С. Алферову о строительстве города Цареборисова, считающегося первым городом на территории современной Харьковщины, говорилось: «Когда экспедиция прибудет на место, послать у окрестности служилых людей и повелеть прибыть в город атаманам и лутчим казакам, живущих в своих угодьях по Донце, Осколу и их притокам, и сказать им, что царь пожаловал тем реками Донцом и Осколом, и со всеми речками, которые упали в Донец и Оскол, велел отдать им донецким и оскольским атаманам и казакам, безданно и безоброшно, государю бы донецкие и оскольские атаманы служили и вестей проведывали ».

Документы XVI в. свидетельствуют о существовании в то время Изюмской сторожки, наблюдавшей за бродами через Донец. Здесь сторожевую службу несли по очереди жители Путивля, Рыльска и других городов.

* * *

Засечная черта, «сраставшаяся десятилетиями, если не веками», сомкнулась «в связную и сплошную систему» в 1560-х годах. Историки полагают, что объезд «украинных мест» царем Иоанном Грозным в 1566 г. был связан именно с окончанием больших работ по формированию сплошной засечной черты.

Главными сооружениями засечной черты были лесные завалы. В поймах рек воздвигались надолбы. Строились и другие инженерные сооружения, земляные валы и рвы, остроги, а также башни с воротами, которые непременно ставились в местах, где засеку пересекала дорога.

Засечная черта - не только механическое препятствие, преодолевая которое конный татарский отряд непременно терял время, но и рубеж, к которому стягивались силы к бою.

В 1555 г. после неудачной битвы при Судьбищах в 150 верстах южнее Рязани сражение с татарами разыгралось во второй линии у засеки, где воевода Басманов «наехал в дуброве коши своих полков и велел тут бити по набату и в сурну играти, и к нему съехалися многие дети боярские и боярские люди и стрельцы, тысяч с 5, 6, и секлися».

Леса, в которых располагались засеки, объявлялись заповедными. Запрещалась их порубка и прокладывание через них дорог, кроме тех, которые были на учете у воеводы и ограждались острогами и башнями.

* * *

С 1636 по 1678 г. от Ворсклы к Дону шло сооружение трехсотверстовой «Белгородской засечной черты», которая формировалась из 25 городов-крепостей, соединенных между собой земляным валом и рядом многообразных укреплений, с центром в Белгороде, 5 городами к западу от него и 19 к востоку.

Начало массового заселения Дикого поля положили участники казацко-крестьянского восстания против польских захватчиков 1637-1638 гг. под руководством Павлюка и Острянина. После поражения большой отряд повстанцев в 865 сабель «под проводом» гетмана Якова Острянина (Яцка Остряницы) перешел на территорию современной Харьковщины и учредил г. Чугуев, с тех пор - при любых исторических государственных образованиях - сохранявший славу ратного города.

В грамоте Разрядного приказа тульскому воеводе в августе 1638 г. говорится, что пришедшим с Острянином «…велим устроить на Чугуеве городище всех в одном месте, и по вашей мысли в одном месте устроить их мочно, для того, как они будут блиско Муравске сакмы, и нашему делу чаять прибыльнее и от татарского приходу остерегательнее».

Для строительства крепости в Чугуеве из Белгорода, Курска, Оскола были присланы служилые люди во главе с Максимом Ладыжинским.

В марте 1638 г. путивльський воевода докладывал в Москву, что «ежедень на государев имя» прибывают переселенцы из Правобережной и Левобережной Украйны в Дикое поле. Дороги были переполнены переселенцами, которым польское правительство и шляхта всячески пытались помешать. Поляков поддерживали гетманы и казацкая старшина и также чинили всевозможные препятствия, не желая терять подданных. Первых жителей Чугуева, которых поляки считали своими беглыми холопами, польская сторона требовала к выдаче и грозилась организовать нападение на город. Дальше угроз дело тогда не пошло.

На свободные земли Дикого поля переселялись и русские служивые люди, и крестьяне, которые бежали от своих помещиков из центральных уездов государства.

В царской грамоте от 17 июня 1651 г. воеводам пограничных городов приказывалось принимать на вечное проживание переселенцев и оказывать им всевозможную помощь.

В этой связи обнаружилась тенденция к продвижению донских казаков на запад и расселение по Северскому Донцу и его притокам.

Тем, кто и сегодня кричит о «московском гнете», небезынтересно будет почитать такой документ: «Чтобы въезжим черкасам ни от каких людей налогов и убытков никаких не было, и лошадей и всяческие животные в черкас никто не отнимал и не крал, и самим воеводе к черкасам держат ласку и привет доброй, чтобы черкас жесточью в сомненье не привести ». (Выделено мной. — П. М.)

Местные воеводы должны были присматривать за органами местного самоуправления. Белгородский воевода имел статус старшего среди окружавших воевод, и потому все слободские полки сначала были приписаны к Белгородскому.

На улице Белгородского полка в Белгороде. Памятный знак 300-летию Полтавской битвы, в которой полк сыграл существенную роль

Уроженец знаменитой чугуевской Малиновки С. Моисеев подчеркивает, что обычно прибывшие писали челобитную о поселении, как это было, к примеру, при основании поселка Малиновка в 1652 г.: «Пришли на Чугуев на Государственное имя из Литовския стороны города Груна Черкасы пять человек и просили дозволения, которое и получили».

Если же селились без согласования, как это произошло в районе Балаклеи (это поселение тоже доныне сохранило профессиональную воинскую функцию), где русская стража стояла с XVI в., то происходило примерно следующее. Служилые люди сначала докладывали царю: «На речке Балаклее и у колодезей Черкасы стоят станами и пасеки строят и всякими промыслами владеют».

На что царь отвечал: «Ты б к тем Черкасам послал служилых людей конских и велел сказать, что Чугуевские земли и всякие угодья искони века нашего Царского Величества Московского Государства…»

Таким образом, стихийный поток малой ветки русского народа, хлынувший под покров к Государю великорусскому в XVII в., нашел защиту в четко организованной государственной военно-административной системе.